Люби меня навсегда - Саша Шу
Ужасное осознание приходит ко мне не сразу. Но когда я наконец-то понимаю, что меня бросили, как поломанную куклу, и уже не в первый раз за прошедшие два дня, я просто сажусь на тротуар и начинаю плакать. Мне кажется, я не плакала уже много лет, и сейчас слёзы вымывают из меня всё отчаяние, боль и печаль, оставляя внутри меня тлеть лишь уголёк разочарования…
Сквозь солёный поток я не сразу могу расслышать гудок автомобиля, который врывается в мои поминки по самой себе. Сначала он меня раздражает, мешая мне предаваться беспробудному горю потом начинает раздражать, и, в конце концов, разозлившись на его назойливое вмешательство в мою частную жизнь, я поднимаю глаза, и вижу, что рядом со мной на аварийке стоит Элвис, и кричит в открытое окно:
– Сонниполли, что ты тут делаешь? Мы же припарковались на противоположной стороне улицы! Я тебе сигналу, сигналю… – и я, не дав ему договорить, просто врываюсь в машину, и вцепляюсь ему руками в шею, царапаю это прекрасное лицо ногтями, пытаясь заткнуть его… И я даже не знаю, какие чувства больше сейчас преобладают во мне: безумная ненависть, такая же бешеная радость, что он не бросил меня, или обида на всю жизнь за этот дурацкий, неуместный и отвратительный розыгрыш.
11
Мы уже выехали из Каунаса и едем по трассе в сторону Польши, и я всё время молча смотрю в окно, даже не поворачивая головы в сторону Элвиса, который заклеил глубокую царапину от моих когтей пластырем и теперь выглядит с ним ещё мужественнее и прекраснее. Козёл. Я всё никак не могу поверить, что он сделал со мной такое!
– Ну как, ты всё ещё дуешься? – прерывает он наше молчание, и я, наконец-то, поворачиваюсь к нему.
– Дуюсь?! – начинаю заводиться я. – Пожалуй, ты выбрал не то слово, чтобы описать мои чувства к тебе, – с ненавистью бросаю я ему слово за словом. Но они просто мелкой галькой бьются об его непроницаемую стену животного мужского магнетизма и обаяния.
С наглой улыбкой растягивая слова, Рома отвечает:
– Могу поспорить, что такого взрыва адреналина у тебя не было никогда в жизни. Даже от секса. Ну, разве только со мной, – добавляет он с ухмылкой.
– Это сложно назвать сексом, при всём старании, – парирую я. Но в глубине души я вдруг понимаю, что я, действительно, никогда не чувствовала себя такой свободной, как сегодня. И я даже не знаю, в какой именно момент: когда я, чуть не выколов бедному и отвратительному Юргису глаз, вырвалась из той кошмарной коморки, выбросив ключи, или когда поняла, что Рома не бросил меня, а всё время, оказывается, ждал меня на парковке, ожидая, чем всё закончится. И я даже не знаю, испытывала ли я когда-либо в жизни такое же горькое разочарование, когда поняла, что он меня бросил. Навсегда.
– Отлично, доктор Фрейд, – соглашаюсь я с ним. – Но всё-таки, меня очень волнует один вопрос: а что бы ты делал, если бы я всё-таки осталась там? И это грязный охранник изнасиловал бы меня?!
– Но ведь этого же не случилось, Сонниполли, – просто отвечает он. – Я в тебе не сомневался ни одной секунды. Вот ты и заслужила настоящую награду после такого испытания.
– Какую? – язвительно спрашиваю я, не верю не единому его слову.
– Мы зарулим по дороге в Париж, поедим устриц, попьём отличного шампанского. Ты не против? Я угощаю, – так просто говорит он.
– Но ведь ты согласился довезти меня до Италии, у меня нет больше денег, оплачивать тебе ещё и дорогу через Францию.
– Не беспокойся, этой мой подарок для тебя. Где ты сможешь выбрать себе одно желание. Но только одно, договорились? – и он с улыбкой глядит на меня. Не несмешливой, а той тёплой и дружеской, которая так редко освещает его лицо. – Ну что, по рукам?
– По рукам, – бормочу я в ответ, уже совсем не понимая, что он за человек.
– Тебе сегодня слишком много всего пришлось пережить, Полина, – в первый раз он произносит моё имя по-нормальному, без этого его дурацкого прозвища, и я сглатываю вдруг подступивший к горлу комок.
Потому что понимаю, что именно эти слова я хотела услышать от своих близких и Стаса в эти дни, но Стас даже не написал мне ни строчки, и даже если и написал, я уже это вряд ли прочту: мой телефон валяется разбитый где-то в далёкой урне рядом с городской площадью в Каунасе, и я полностью отрезана от связи с внешним миром. И Рома первый, кто сказал мне слова поддержки.
– Разложи сиденье, там сзади есть плед, ты им можешь укрыться, – предлагает он мне. – Поспи, до Варшавы ещё несколько часов, – и я ложусь на переднее сидение, свернувшись калачиком, и укутавшись пушистым узорчатым пледом, который пахнет как Рома. Уверенностью. Спокойствием. И моими жаркими снами, о существовании которых я не подозревала до встречи с ним.
Авто плавно покачивается, как корабль на волнах, унося нас всё дальше и дальше от моего дома, прежней жизни, моей болезни и моего неуклонно надвигающегося будущего. Я смотрю, как мелькают тени от проезжающих машин на потолке, я чувствую себя в такой безопасности, как, пожалуй, никогда раньше в своей жизни, и мои веки слипаются сами собой…
Мне снится, что я лежу на берегу, и тихие волны плещутся у моих ног, а я жарюсь под раскалённым солнцем, как выброшенная на берег медуза, и таю и растворяюсь в его безжалостных лучах. Мне жарко, хочется пить, но я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, словно приклеенная к этой прибрежной гальке, и от меня уже не осталось ничего, кроме прозрачной, утекающей
