Люби меня навсегда - Саша Шу
Краем глаза я вижу справа от себя железную глухую дверь, толкаю её плечом, и проваливаюсь в служебный тёмный коридор, кубарем скатываясь вниз по лестнице в подземный этаж, на парковку. Шум крови в ушах заглушает все остальные звуки, и в голове крутится только одна мысль: как бы быстрее выбраться на свободу из этого лабиринта и бежать, бежать, бежать! Я распахиваю очередную дверь и оказываюсь среди машин в полутёмном и пустынном гараже.
Отлично! Осталось только пробраться вдоль самых тёмных уголков к лестнице на улицу, и я буду свободна. Парковка практически под самое горлышко забита машинами, и мне не составляет труда пробираться незамеченной вдоль их бесконечных рядов. Вот уже и дверь со спасительной надписью Exit: всё, спасена! Нажимаю длинную металлическую ручку-трубу, как вдруг сзади меня обхватывают чьи-то жёсткие грубые руки, и скрипучий мужской голос произносит с акцентом:
– Попалась, девочка, – и не давая мне опомниться, намертво обхватив моё запястье своей грубой лапой, ведёт меня за собой в какой-то дальний угол парковки, пока не останавливается у неприметной служебной двери. Открывает её, порывшись в связке ключей, и грубо толкается меня внутрь, закрыв за собой дверь на замок.
По всей видимости, это какая-то комната ночной охраны, потому что здесь стоит на небольшом столике монитор, на котором отлично видно всю парковку, валяются остатки еды, и тут же в углу притиснулся маленький засаленный диванчик, весь в сальных пятнах. Дверь закрыта, охранник, поймавший меня, с довольным видом усаживается на диванчик, небрежно бросив рядом связку ключей, и с нескрываемым интересом рассматривает меня. Я в ловушке. И тут я понимаю, что от бега вся моя одежда сбилась набок, грудь практически полностью обнажилась, вываливаясь из узкого декольте двумя спелыми персиками, а подол моей юбки даже не прикрывает нижний край моих трусиков. В голове проносятся миллиарды всевозможных сценариев, и мне кажется, что по идее, он должен сейчас звонить в полицию или куда-там-у-них-полагается-сообщать в таких случаях.
Но этот взрослый мужик за сорок явно никуда не спешит. Он тяжело дышит, и я практически чувствую, как его липкий взгляд скользит по моей коже шершавой улиткой, останавливаясь где-то под юбкой, и переползает вверх на грудь, обводя каждый торчащий острый сосок вдоль по альвеолам своим склизким телом. Он явно наслаждается моей беспомощностью и своей властью. Я вижу, как его масляные глазки наливаются похотливым предвкушением, и он, лениво растягивая слова, наконец-то произносит:
– Ну, что делать будем? – и откидывается на спинку диванчика, широко расставив ноги, даже не скрывая тугой продолговатый жгут, чётко обрисовывающийся под его форменными чёрными брюками. Но у меня совсем нет времени. Еще несколько лишних минут, и я навсегда останусь здесь, в этой вонючей тесной коморке, пропахшей прокисшим пивом, вяленой рыбой, немытыми телами и прогорклым мужским потом.
Всю жизнь я была укутана в кокон родительской любви и заботы, с самых пелёнок. Я слышала про подобное, но такие типы не попадались мне даже среди нашей прислуги и охраны. Возможно, я всегда была слишком высокомерна, чтобы замечать их и обращать внимание на их долгие взгляды, которыми они провожали меня, когда я вдруг врывалась ненадолго в их жизненную орбиту. И вот сейчас передо мной развалился, чувствуя свою полную власть, один из толпы мужчин, которых я никогда не замечала раньше: с крупной сеткой вен на пористом носу, кряжистый и крепкий, как деревенские мужики, с огромными натруженными руками, которыми он может смять и скомкать меня, как лист бумаги, сальным коротким ёршиком русых волос и слезящимися от явного желания глазами в белёсых ресницах.
Я делаю глубокий вдох, и неожиданно для самой себя выдавливаю улыбку. Смущённую и одновременно кокетливую. И тихим грудным голосом, произношу:
– Я думаю, мы что-нибудь с вами придумаем, – я наверняка видела эту сцену в одном из папиных фильмов. И наверняка считала её верхом пошлости, ведь в жизни так не бывает. Но по расплывающимся в довольной улыбке потрескавшимся губам моего тюремщика теперь я знаю: бывает!
– Отлично, девочка, я знал, что мы с тобой договоримся, – отвечает он, начиная расстёгивать пуговицы на штанах, даже не сомневаясь, что всё уже между нами решено.
– Подожди, не торопись, – продолжаю я свою игру, оглаживая юбчонку, и мягко сжимая в ладонях свою грудь, отчего она сладкими полушариями выкатывается из моего низкого декольте. – Мы же оба должны получить удовольствие, ведь так? – и вижу, как затуманиваются его глазки. – Юргис, тебя ведь так зовут? – прочитав имя на его бейдже, я продолжаю водить руками по своему телу, уже задирая край кофточки и запуская ладонь внутрь, под ткань, а второй скользя под пояс юбки.
– Да, – кивает пересохшими губами мужик, явно не ожидавший от меня такого представления. Теперь его штаны практически разрываются под натиском взбунтовавшейся возбуждённой плоти, и он тянет свои руки ко мне, пытаясь притянуть к себе на колени.
Пересиливая внутреннее отвращение, я подхожу к нему, и опираюсь ногами на диванчик, пока он судорожно расстёгивает ширинку. Я приближаюсь к мужчине настолько близко, насколько это возможно. Моя грудь всего в каких-то трёх сантиметрах от его полуоткрытого рта, которым он пытается заглотить её, но я с глупым хихиканьем, существование которого даже не подозревала у себя, уклоняюсь, словно дразню его.
– Dabar, dabar, (лит. «сейчас, сейчас» – пер. автора) – бормочет он, и я чувствую, как его высвобожденный наконец-то из плена член своей влажной головкой утыкается во внутреннюю сторону моего бедра…
И тут я молниеносно перегибаюсь вбок, хватаю связку ключей, так неосмотрительно оставленную им здесь же на диванчике, и со всего размаха залепляю ей ему по глазам, и даже не разрешая себе обернуться и посмотреть, что же с ним всё-таки произошло, под его громкую брань и крики боли пулей подлетаю к двери, открываю её и выбегаю на свободу. Какая-то доля секунды – и я просто запираю дверь снаружи, бросив связку здесь же, на грязные асфальт парковки.
Ноги несут меня прочь из этого ужасного места туда, где мы в последний раз с подонком Элвисом оставили его «Туарег». Я бегу, не сбавляя темпа, до рези в лёгких, надеясь только на то, что он ещё не успел уехать, и ненависть к нему только прибавляет мне сил. Я бегу, и представляю, как это ему я сейчас воткну в глаз
