Львица по имени Лола (СИ) - Волкова Дарья
Он едва успел набрать сообщение, как раздался звонок. На экране красовались знакомые темные глаза из-под копны черных кудрей. Брат старшой, любимый.
Без шуток — любимый, без иронии. И родной не только по документам, а по крови, по духу. Что не отменяло того факта, что Степану Лев завидовал. Левка рос в тени звёздного брата. Какое-то время мечтал дорасти, дотянуться, сравняться. Но когда у тебя брат — капитан национальной сборной, двукратный олимпийский чемпион, и ты идешь по торговому центру, а там из магазина бытовой электроники с каждого экрана на тебя смотрит твой старший любимый брат, с которым вы все детство делили и кнуты, и пряники — попробуй, придумай, чем это можно перебить, что противопоставить. Левка на всю жизнь запомнил — даже пожалуй ярче, чем когда ты видишь брата из каждого телевизора — как Стёпку встречали после первой Олимпиады. Всю улицу несли на руках. Лева сам тогда не мог сдержать слез счастья, правда, не мог — слез счастья и гордости. За брата, за отца, за семью. Но кто он сам на фоне Стёпки? Да никто.
— Приветствую, светлейший.
— Чего у тебя случилось? — без предисловий начал Степка.
— Ничего.
— А что за вопросы?
— Так ты не ответил.
— Лелик, не делай мне нервы! — рявкнул Степан. — Что у тебя случилось, быстро выкладывай.
Левка молчал. Он уже пожалел, что написал Степке. Все равно ничего внятно объяснить не сможет. А у брата дел куча. Просто Лева не находил себе места, зная, что Дина сейчас встречается с Разиным.
— Ты зазнобу завел, что ли? — проявил внезапную догадливость Степка.
— Ну. Наверное, — неохотно буркнул Левка. Говорить на подобные темы он не привык. Тем более, с братом.
— Орел! — хохотнул Степан. — Хороша, видать, зазноба, если уже до ревности тебя довела. Как зовут?
Левка вздохнул. Стало, кажется, как-то полегче. Но обсуждать — не мог. Не готов.
— Да уж не Тура, можешь быть спокоен, — отшутился.
— Да уж это было бы странно, — фыркнул Степан. — Кстати, они прилетают на следующей неделе.
— В Москву?
— В Москву?
— А ты сам-то где сейчас?
— В Барселоне. Отыграю два матча и к ним. А там всем табором в Бразилию полетим. Я старшему обещал статую Христа показать. У него прямо страсть к большим объектам.
Левка рассмеялся. Племянники у него забавные. Если их видеть раз в полгода, не чаще.
— Как Ту это все терпит, я удивляюсь, — спросил Левка, отсмеявшись. — Всю жизнь с тобой на чемоданах, мотается за тобой с детьми по всему свету.
— Сам не знаю, как она это еще терпит, — вздохнул Степан. — Говорит, что им, викингам, не привыкать жить в походах. Я делаю вид, что верю. Слушай, ты бы с ней встретился, пока она в Москве будет. Она скучает по тебе. Тучка тебя почему-то любит.
— Почему-то! — передразнил Левка брата. — Потому что меня не любить нельзя, это же очевидно!
— Мы говорим о моей жене, если что! — огрызнулся Стёпка. — И любить она должна меня!
Настроение вдруг совсем повеселело. Дразнить старшего брата — это отдельное удовольствие, поймут только младшие.
— Ну вот я и получил ответ на свой вопрос про ревность.
— Ничего подобного! — по своей всегдашней бараньей привычке не согласился Степка. — Я не ревнивый! Но в морду, если что, дам без размышлений.
На этой жизнеутверждающей ноте братья распрощались. Левка клятвенно пообещал повидаться с Ту и младшими Степановичами.
9.12
***
— С каких пор мы встречаемся в кафе? — Игорь сверлит ее недовольным взглядом.
— В следующий раз мы можем встретиться в офисе моего отца, — пожимает плечами Дина. — Капучино, пожалуйста, — это подошедшему официанту.
— Зеленый чай, — вслед за ней делает заказ Игорь.
— У нас есть улун, тигуанинь, матча…
— Любой! — рявкает Игорь, и официант поспешно ретируется, забрав кожаные папки с меню. И, едва они остаются вдвоем, продолжает: — И что все это значит? Ты хотела отдохнуть от меня. Не отдохнула?
— Отдохнула, — те спокойствие и взрослость, которые Дина так усердно в себе выпестовывала, теперь вдруг сами собой нашлись внутри и совершенно спокойно себя проявили. Она не хотела больше казаться взрослой. Она стала взрослой. У нее появились цель и важные вещи, ради которых стоит жить и за которые стоит бороться. — Я отдохнула и кое-что поняла.
— И что же?
— Нам надо расстаться.
Принесли заказ, расставили на столе — большую белую чашку с капучино, чайник и чашку поменьше для чая.
Игорь откинулся на стуле, сложив руки на груди. Чай он пить явно не собирался.
— Так-так-так. Прелестно, — процедил он. — Продолжай, мне любопытно.
— А что именно тебе любопытно? — Дина пригубила кофе.
— Например, ты не хочешь мне объяснить причины своего поступка, мотивы, что произошло, что случилось?
— Нет. Не хочу.
Игорь никогда так не смотрел на Дину. Она вдруг поняла, почему люди иногда словно съёживались в его присутствии. Но себе она не позволила даже отвести взгляд.
— Значит, вот так?
— Значит, вот так.
— И к нотариусу мы, надо полагать, не пойдем.
— Надо полагать, — Дина сделала еще глоток.
— Что же, сама будешь управлять центром? — презрение в тоне Игорь и не думал скрывать.
— Попробую, — безмятежно ответила Дина. — Давно пора было начать. Я, конечно, очень тебе благодарна за все, что ты для меня сделал, но больше я не могу пользоваться твоей добротой и расположением ко мне. Ради памяти папы.
А вот тут Игорь Разин похолодел. Ровный тон, чашка в руке не шелохнется и… и чистейшая, тончайшая издевка в каждом ее слове. Да когда же ты такие клыки отрастила, девочка? Или кто… их тебе подарил?
Игорю на секунду прикрыл глаза, выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Что же, желаю успехов! — он резко встал. — Извини, я спешу. Надеюсь, тебя не затруднит расплатиться за меня? — кивнул на чайник с чаем. — Ты же теперь дама состоятельная, владелица своего собственного продюсерского центра!
Кофе Дина допила в одиночестве. Расплатилась. О том, что это было только начало расплаты, Дина тогда, конечно, не догадывалась.
Глава 10. Может быть я наивнее всех на планете
В окна стучала гроза. Стучала порывами ветра, дробью капель, грохотом грома, от которого дребезжали стекла. И блестели в отсветах молний.
Гроза была мощная и налетела внезапно. Точно так же, восемь лет назад, за окнами гремела гроза. Гремела так, что звонок телефона был едва слышен. А когда Игорь все же услышал и взял трубку, там ему сказали, что Андрея Ингер больше нет.
Игорь прошёл на кухню, протянул руку к чайнику — и передумал. Щелкнул зажигалкой, прикурил. Андрей тоже курил. А жена его за это ругала.
Игорь прикрыл глаза. Андрей стоял перед его внутренним взглядом словно живой, настоящий. За все прошедшие годы Игорь так и не смог его забыть, не смог смириться с потерей.
Говорят, пока в России есть водка, профессией психоаналитика здесь на жизнь не заработать. Наверное, это так. Здесь Игорь не хотел копаться в себе. Но когда пришлось проторчать несколько недель в Штатах — он вдруг взял и пошел на прием. Зря пошел. Расковыряли все. Заодно прочитали лекцию о латентной гомосексуальности. Про какие-то исследования рассказывали. Плюнул, послал к черту.
Но сейчас, глядя на то, как текут по стеклу тяжелые капли, подсвечиваемые отблесками молний, слушая грозный рокот грома, Игорь вдруг признался себе.
Все правда.
Он любил Андрея. Считал, что как друга. Но бешено ненавидел его жену, был против их брака, не мог себя сдерживать в отношении к ней. Андрей, кажется, догадывался — по крайней мере о том, что Игорь недолюбливает его жену. Смеялся, хлопал по плечу и говорил: «Старик, нашей дружбе это никак не помешает». А Игорь ревновал — ревновал к тому, как Андрей обнимал ее, как целовал. И тщательно запихивал, заталкивал вглубь в себе эту ревность, эти эмоции.
Восемь лет прошло. Восемь лет нет в живых Андрея Ингер. А болит все так же. Болит от того, что уже ничего не исправить. А как было больно, когда ушел Андрей… Выть хотелось, что не решился, не признался, и теперь уже вообще — никак, никогда…
