Рон Фауст - Когда она была плохой
И я сделал.
— Ты считаешь, что я бессовестная?
— Да.
Смешок.
— Это хорошо, потому что правда. У меня нет этого стыда. Я не верю, что Бог дал бы нам эти чувства, эти инстинкты, если бы не хотел, чтобы мы получали удовольствие от этого.
— А что ты чувствовала, когда была профессионалкой?
— Проституткой, Дэн?
— Да.
— Тебя это волнует?
— Да.
— Даже сейчас?
— Сейчас даже больше, чем раньше.
Был вечер, и мы обедали на застекленной веранде.
— Ты хочешь знать, была ли я с другими мужчинами такой же, как с тобой?
— Прости, — сказал я. — Не будем об этом.
— Нет, отчего же, я скажу тебе. Иногда я была такой и с клиентами, которые мне платили… Когда была проституткой, Дэн.
— Это не мое дело.
— Я была проституткой. Но Христос простил блудниц, Дэн, ты понимаешь?
— Разве я могу быть менее милосердным, чем Христос? — сказал я.
— Я была проституткой, как правило — высокооплачиваемой, но в Атланте я была дешевкой. Я переспала… ну, наверное, с двумястами мужчинами.
— Это все? — саркастически осведомился я.
— Почти что. Это не так уж много для проститутки.
— Я не хочу говорить на эту тему.
— Ты хочешь.
— Нет.
— Любовь проститутки — это бизнес, это торговая сделка, но в сделке участвовало мое тело, и оно часто реагировало очень бурно. Иногда я готова была лезть на стену и потолок — настолько сильно я реагировала… На животном уровне. Мы ведь животные, разве не так? Но это ничего… Ничего, потому что в этом было только животное… в этом не было красоты… как и сейчас между нами. Было просто слияние тел, а не слияние тел и душ.
— Послушай…
— Я была проститутка, Дэн. Но сейчас я уже не проститутка, если это имеет какое-то значение.
— Думаю, что имеет, — сказал я. — Я не уверен.
Каждый вечер, когда сгущались сумерки и Шанталь пробуждалась от продолжительного сна, мы коротали время на веранде. Она пила очень мало, обычно за обедом стакан вина, я же, как правило, предпочитал джин или ром. Иногда мы вели беседы, порой сидели молча. Мотыльки бились о сетку, жужжали настойчивые москиты, на отмели всплескивала рыба.
Как-то я спросил:
— Что стало с Майком Крюгером?
— Я слышала, что он в Мехико.
— Бежал от правосудия?
— Нет, живет легально. Но вообще Майк всегда бегал от правосудия. И от жизни.
— Ты когда-нибудь вспоминаешь о супругах Терри?
— Да. И очень часто. — Она замолчала, и я решил, что это не самый лучший предмет для беседы, однако она продолжила разговор. — Я думаю о них часто и порой вижу их так явственно, словно в галлюцинации… Само собой разумеется, такими, как они были тогда… Они для меня не состарились и не изменились… Все еще Март и Крис.
Снова пауза. Я сходил на кухню, приготовил себе выпить и вернулся на веранду.
— Я была плохой, Дэн, — сказала Шанталь. — Я была гадкой, порочной сукой, когда встретила Мартина и Кристин. И оставалась такой до недавнего времени. А они… Я почти изменилась, когда узнала их. Если бы они не погибли… Это были добрые люди, добрые-предобрые… Не в том вульгарном смысле, когда оказывают показную помощь. Мартин и Кристин были сильными людьми. И они были отчаянно счастливыми.
Стояла ночь, и тишину нарушило лишь жужжание насекомых да шуршание льда в моем стакане.
— Во всем, что они делали, была какая-то магия, грация… А самое удивительное было в том, как они любили людей, как обожали их! Я знаю, почти все притворяются, что любят людей, но Терри действительно их любили, они были добрыми, сами того не подозревая, добрыми без малейших усилий… Они бы стали смеяться, если бы услышали то, что о них говорят.
Они никогда не думали о том, чтобы помочь людям. Просто они не могли и помыслить о том, что можно не помочь. Это был их образ жизни. Все, что они говорили и делали, было совершенно естественным и шло от сердца. И поэтому, когда я появилась в яхт-клубе — грязная, перепуганная, попавшая в беду… словом, все ясно.
Последовала еще одна пауза.
— Когда я потеряла их, я потеряла мир… Тот мир, на который я смотрела уже иногда их глазами. Они погибли — и с ними погиб их чудесный мир… Я почти нашла его снова на отмели Нативити. Почти… И потом снова потеряла его… А сейчас я нашла его благодаря Христу и любви, и я никогда его больше не потеряю, что бы ни случилось.
Глава тридцать четвертая
Мы намеревались отправиться в плавание в среду. Я сказал Шанталь, что во вторник мне нужно съездить в Майами и купить новое судовое оборудование: запасной компас, некоторые морские карты, проволоку из нержавеющей стали, кое-что еще. Я сказал также, что хочу проконсультироваться у специалиста по Багамам относительно того, что позволено и что запрещено делать иностранным яхтам.
— А ты отдохни, — добавил я.
— Я буду отдыхать. В какое время ты вернешься домой?
— Точно не знаю. Не очень поздно, если все сложится удачно.
— Я погружу кое-какие вещи на «Херувим».
— Хорошо, но только не переутомляйся.
— Не буду, — сказала она. — Я чувствую себя гораздо лучше, Дэн. Честно! Я знаю, что это так.
Я заблаговременно договорился с гематологом в Флот-Лобердейле, чтобы он принял меня. Несколько лет тому назад я нашел для него гоночную яхту, на которой он завоевал много спортивных призов. Доктор Пул был человеком весьма занятым, однако согласился уделить мне минут пятнадцать или двадцать в середине дня.
Мы обменялись дежурными любезностями, после чего он сел за свой стол и жестом указал мне на кожаное кресло. На столе висела полка с завоеванными им спортивными трофеями, там же находилась модель его яхты «Мелисса». Он сказал, что сейчас яхта уже не в состоянии участвовать в соревнованиях — как, впрочем, и он сам.
Я рассказал ему о Шанталь.
Он несколько раз кивнул, не глядя на меня, а затем сказал:
— Но, мистер Старк, мне нужно самому осмотреть пациента.
— Она как последовательница «Христианской науки» отказывается от медицинской помощи.
— Это ее право.
— Я знаю. Но если бы ей можно было помочь…
Доктор Пул нетерпеливо заерзал.
— Но я не в состоянии поставить диагноз или прогнозировать течение болезни, не осмотрев пациента.
— А какие общие рекомендации вы могли бы дать?
— Существует множество разновидностей лейкемии. Это целый комплекс болезней, которые неправомерно называют одним словом. Лично я придерживаюсь той точки зрения, что любой случай имеет свою специфику, поскольку каждый организм неповторимо отличается от других. Я лечу пациента, а не болезнь. Иногда лейкемия ведет себя очень свирепо, иногда же мы в состоянии замедлить ее течение, задержать ремиссию… Полного выздоровления мы добиваемся редко… Весьма редко. Так что вы видите, я не могу сказать ничего конкретного, не видя пациента и не имея анализов.
— Тюремный доктор поставил диагноз — острая лейкемия.
Доктор Пул раздраженно пожал плечами.
— Можно ли замедлить развитие болезни?
— Господи, я не знаю! Вы что, не слушали меня?
— Я поговорю с ней. Я постараюсь убедить ее обратиться к вам.
— Постарайтесь.
Я встал, и мы обменялись рукопожатием.
— Шанталь выглядит, да и сама признает, что чувствует себя лучше, чем две недели назад.
— Всякий человек будет выглядеть и чувствовать себя лучше через две недели после выхода из тюрьмы, — заметил доктор Пул.
— Может, освобождение способствовало ее выздоровлению? Я хочу сказать, не поможет ли ее нынешнее психологическое состояние в борьбе с болезнью? Не является ли оно причиной ее нынешней ремиссии?
Доктор медленно вздохнул, демонстрируя мне, как много терпения требуется при общении с серым обывателем.
— Мистер Старк…
— Простите.
— Вашей подруге придется выбирать между медицинской наукой и «Христианской наукой». Либо я, либо Мэри Бейкер Эдди.
В Майами я зашел в Багамское консульство. Чиновники с характерной для бюрократов третьего мира неуважительностью заставили меня прождать почти час, после чего молодой вице-консул прочитал лекцию о пагубности рабства и лишь затем сообщил, что мне не требуются специальные документы, если «Херувим» первоначально зайдет в один из официальных портов ввоза.
В час пик автострада была забита транспортом, поэтому все необходимое судовое оборудование я купил перед самым закрытием магазина. Рядом находились ресторан и комната отдыха. Я забрал свои покупки и заказал пиво и сандвич с бифштексом.
В фойе был телефон-автомат. Шанталь ответила после второго звонка.
— Я немного опаздываю, — сказал я. — На дороге перекушу и выпью пива, а тронусь в путь, когда схлынет поток машин.
— Хорошая идея.
