Людмила Белякова - Быть единственной
Маша сама пугалась этих разговоров, появлявшихся ниоткуда, но, к счастью, так в никуда бесследно и исчезавших. Просто диву давалась, чего людям неймется? Ну не хочет она, чтобы сыновья из дому уходили, не хочет – ну и что? Что в этом такого? Не для этого их растила. И ни одной матери не хочется родное дитятко в чужое место отдавать, тем более что сыночки у Маши хорошие… Вот пьянь с рук сбыть некоторые «мамы» были рады – сами искали бабенку порукастее, чтоб ущербное чадо в ежовых рукавицах держала. Но это не Машин случай.
«Это вы готовы своих «аликов» в примаки хоть ведьме болотной сбыть, а у меня сыночки – чистое золото!» – думала Маша как-то, бредя домой из сельпо, где ей был предложен очередной вариант истории ее размолвки со старшеньким.
А состоял вариант в том, что будто бы он, Володька, согласился «за разумное вознаграждение» расписаться с нагулявшей неизвестно от кого девчонкой, а ему за это богатые родители падшей девицы пообещали настоящую, новенькую «Волгу». Причем в Выселках был точно известен даже оговоренный сторонами цвет автомобиля – синий. Поскольку брак был фиктивный, то и свадьба была как бы понарошку – потому и такая дурацкая! А Маша туда не пошла по брезгливости, а также из опасения стать соучастницей противозаконного действа. Во как дело-то было! Ну уж сознайся, Марь Степанна, здесь все свои, не продадут! И поскольку за «фикцию» Вовке могло сильно нагореть, то пока – пока! – он вынужден некоторое время изображать законного мужа и домой не возвращаться. Но скоро должен вернуться. Так что его ждала назад не только Маша. Односельчане, искренне поверившие в эту несусветную чушь, еще пару недель допекали Машу подковырочками: «Когда, Степанна, соседей на синей «Волге» катать будешь?»
Машу эта напраслина жутко злила, и наконец она, схватив за грудки одного такого шутника, высказала ему все, что думала, и о нем самом, и о его супружнице, которой пользовались все неженатые, а также женатые, но недосмотренные мужики Выселок и окрестностей, о его троих детях, ни один из которых не был похож, даже отдаленно, на своего отца, и о многом другом.
Мужик враз забыл про синюю «Волгу» и полез драться, но Маша сама подставила ему лицо с криком:
– Ну тронь, тронь тока! Посажу! Вот твоей проститутке раздолье-то будет!
Это подействовало, бедняга, брызжа слюной, отступил, только выматерил Машу, натурально получил достойный ответ, и больше про синюю «Волгу» никто в Выселках не вспоминал. Но и сын Машин с опасного, но выгодного задания тоже не возвращался.
Не возвращался… Не возвращался!
Так в привычно-болезненном, как сезонно обострившийся радикулит, ожидании прошли остаток осени и зима. Вадик, вероятно, часто заходил к брату с женой, возвращался от них неразговорчивый, но явно расслабленно-довольный. Маша его ни о чем не спрашивала, сам он ничего не рассказывал. Скорее всего, молодые жили пока дружно. Значит, Маше ничего не оставалось, как ждать дальше.
Наступили пронзительные мартовские морозы. Было солнечно, ветрено. Остатки последнего снегопада мотало ветром вдоль улицы, полируя дороги до паркетной гладкости и свивая в затишках в маленькие вихри.
Однажды, придя в субботу к обеду, Вадик зашел к Маше в комнату и, чуть поколебавшись, сказал:
– Мам, Володя велел тебе передать… У тебя родилась внучка.
Маша, замерев на секунду со штопкой в руках и мгновенно вонзившимся в левую подмышку бандитским ножиком, выдавила тихо:
– Нет у меня никакой внучки.
– Как скажешь, – пожал Вадик плечами. – Мое дело сообщить.
Он повернулся и ушел, а Маша уронила шитье на колени и долго сидела так, глядя в никуда остекленевшими глазами.
«Все-таки не бросил он «эту»… Не бросил… Родила она. Теперь поди докажи, что не от него».
Надежда теперь была только на то, что в однокомнатной квартире все эти пеленки-бутылочки, ночные вставания и плач быстро доконают привыкшего к маминой заботе Володьку. Жена не работает, расходы на ребенка растут – значит, денег хватать не будет… Вот где вспомнит, как с мамой хорошо было, на всем готовом – вспомнит, прибежит! Известно – как детей делать, так все мужики горазды, а как их докармливать!.. Вон Маша все понукала Николая, чтоб семью обеспечивал получше, так и дождалась. Ничего не меняется на свете.
Прошло еще полгода. Вадик регулярно бывал у досадно крепко прилепившихся друг к другу молодоженов. Хотя… Ведь и это, если подумать, не время. Уж такой-то срок, год-полтора, даже большинство выселковских семей выдерживало. Со скандалами и драками, вызовами милиции, заявлениями-примирениями… Но и эта задержка в Володенькином возвращении огорчала Машу очень, и как-то, собираясь перед своими нескончаемыми «сутками» пораньше лечь спать, она остановилась на пороге Вадиковой комнаты и выдавила, прошелестела одними губами – как бы между прочим:
– Ты там у Вовки бываешь…
Младшенький отвернулся от телевизора.
– Скажи ему: если он там отдохнуть захочет, что уж, пусть придет, переночует.
– А от чего ему отдыхать-то? – поднял светлые брови Вадик.
– Ну, ребенок же, поди, плачет все время.
– Не-е, – отвернулся сын к экрану и сладко потянулся. – Ирочка у нас товарищ понимающий. Ревет только по делу. Умненькая – вся в Вовку.
– Да уж, как же, «в него», – пробормотала Маша себе под нос и поплелась к себе.
Лучше бы и не спрашивала. «В него…» С чего это – в него-то?!
– Если хочешь, – вдруг сказал не оборачиваясь Вадик, – я им передам, чтоб они в гости пришли… А?
– Еще чего! – фыркнула Маша. – Ноги ее здесь не будет!
– Твое дело, – равнодушно ответил младший и, кажется, сказал что-то еще, но Маша не расслышала и переспрашивать не стала, чтобы не расстраиваться еще больше.
«Иркой назвали, значит, – подумала Маша, стаскивая халат. – Надо же, живут – не тужат… На Володьку похожа. «Папина дочка», ага, конечно… И как это «той» удалось? Или действительно ребенок от него? Да нет, просто хочется верить, вот он и верит. И братишку своего глупого убедил. «В гости»!.. Раздухарились, да!»
Маша проворочалась до полночи, размышляя: поверить ли, что ребенок у «той» от Володьки, или остаться при своем мнении? Если от Володьки, то она, Маша, – бабушка. Как и положено женщине ее почтенного возраста. Вон некоторые выселковские бабы как переживают, что дети либо неокольцованы, либо задерживаются с потомством. Хоть лекции читай в клубе
«Как пристроить любимое чадо и получить от него приплод». Сколько бы на такое мероприятие народищу сбежалось – жуть! Некоторые мамаши под кого угодно готовы дочку подложить – лишь бы при мужике состояла, при деле была, лишь бы родила!.. Это были Машины злейшие врагини – охотницы за зятьками-производителями… Да. Хотя?… Сынок неудачный – ведь тоже чистое огорчение… У одних баб забота – как сбыть с рук своего бездельника, у других – как вырвать его из рук бабы-разлучницы.
