Наталья Нестерова - Ищите кота (сборник)
Играем, уже отгадали вторую букву, слово должно начинаться на «ма».
– Это такое занятие… – Я с трудом нахожу определение. – Одинокая женщина…
Не успеваю договорить, как Настя перебивает:
– Есть контакт!
Ведущая Элька молчит, у нее вариантов нет. Мы с Настей одновременно восклицаем:
Настя:
– Макраме!
Я:
– Мастурбация!
Подруги попадали под стол от смеха, а мы с Настей пререкались:
– Я же говорила, одинокая женщина!
– А чем одинокой еще, кроме макраме, заниматься?
– Тем самым!
С тех пор у нас «макраме» – это нечто общественно известное и признаваемое, но брезгливое, вроде однополых браков.
Однажды Ирина загадала слово, мы отгадали «остро…», а дальше – тупик, все перебрали, Элька тайно бегала в словарь смотреть. Редкий случай, признали: сдаемся.
И тут Ирина гордо произносит:
– Остролябия!
Ирина спортивный тренер, и с грамматикой у нее плохо, того, что название прибора начинается с «А», Ирина не ведала. Теперь она говорит про очередной киношедевр: «Разрекламировали на каждом столбе и на всех телеканалах. Мы с Колей посмотрели. Чистой воды остролябия».
Смысл коллективных игр заключается не в том, чтобы победить друзей-противников, а в том, чтобы получить удовольствие от самого процесса игры. Это хорошо понимает не только моя подруга Катя, но и маленькие дети, дошкольники. Однажды моя внучка на детском празднике во время очередного соревнования – беганья с ложкой, на которой лежит яблоко, вдруг бросила игру, с ревом убежала, залезла на дерево и, плача, кричала оттуда:
– Игры, в которых побеждает кто-то один, неправильные!
Она совершенно права.
Если вы хотите возвыситься среди друзей, оттолкнуться от них, как от трамплина… Летите, конечно, ныряйте… Только кто вас поздравит после финиша?
У меня в чемодане сейчас лежат игральные карты, кости и новая забавная настольная игра «Имаджинариум», которая, как я предвижу, доставит нам много веселых минут в отпуске.
Смех, потеха – это, конечно, здорово, но это – бонус, подарок. Над нашей жизнью не очень-то обхохочешься. И свои проблемы, душевное смятение мы несем подругам, твердо зная, что секрет за границы нашего круга не выйдет.
Помню, как мы узнали, о влюбленности Насти. Она хорошо выглядела: побледнела, и обычная цыганская смуглость кожи уступила место персиковому оттенку. Улыбка Насти всегда отдавала вежливым нетерпением: я вас слушаю еще пять минут, а потом – извините. Теперь она улыбалась испуганно-счастливо, как ребенок, ожидающий в цирке выхода зверей на арену. Ребенок знает, что звери дрессированные, не укусят, но это все-таки настоящие львы и тигры.
Мы подшучивали: «Бизнес налаживается? Квартиру покупаешь? Олег клад нашел на миллион? И на девятьсот девяносто тысяч купил тебе бриллиантовое колье? Вместо того, чтобы раздать богатство сирым родственничкам?»
Настя шумно выдохнула и с отчаянием призналась:
– Я влюбилась.
Прикусили языки. Немая сцена. Каждой понятно, что может случиться катастрофа, атомный взрыв, что кнопка пуска в руках у Насти, что взрывом в кровь и в клочья разнесет ее семью: мужа, детей-подростков, родителей. Настя не погремушка, которую смазливый мачо способен закружить в «Ча-ча-ча». Настя – скала, утес. И если в скале проснулся вулкан, то возможны смертельные землетрясения.
Мы молчали, а Настя рассказывала, какой он необыкновенный, один на миллион, и что у нее в сердце и в душе все перевернулось, смешалось, поет и плачет, нет опоры, она не находит, за что уцепиться, все ускользает, уплывает, тонет, а на поверхности только дурацкие сладкие мечты. Настя судорожно вытирала щеки, которые были сухи – слезы не текли.
– Он на меня смотрит, – говорила Настя. – Просто смотрит, и мое тело, и сознание уже не мои. Я точно паралитик, который вдруг стал танцевать, переживает восторг и страх. Не знаю, чего больше – страха или восторга. Я много раз читала в книгах про то, как он и она встретились глазами, пробежала искра…
– В воздухе запахло электричеством, – перебила я. – Все это литературные штампы. Тысячи женщин каждый день ездят в транспорте, встречаются глазами с тысячами мужчин. По теории вероятности, подобные искры должны были бы случаться постоянно, в вагонах метро и в троллейбусах только бы и наблюдались электрические дуги. Однако не искрит.
Я говорила торопливо, хотела дать передышку Насте, которая держалась за горло, точно задыхалась от счастья и испуга. Как и все девочки, я была взволнована, потому не замечала противоречий в своих словах.
– Со мной так было только раз в жизни, – продолжала я. – Причем всякие околонаучные объяснения про гормональные циклы, про якобы имеющее место подсознательное ожидание и готовность к любовным отношениям – ерунда. Я ехала в метро от врача, который подтвердил мою беременность – это был наш младшенький, Тимоха. Я мечтала о девочке, грезила о том, как скажу Андрею, как старшенькому Илюше объясним, что скоро у него будет сестричка. Словом, я была вся в мечтах и предвкушениях нового материнства. Потом меня словно кто-то окликнул, я подняла глаза – напротив сидел мужчина и смотрел на меня. Девочки! Он смотрел с нечеловеческой любовью и обожанием. Он держал в руках книгу, и книга дрожала. И я тоже задрожала, против воли, как под гипнозом.
– Алена, не вздумай писать книги, – сказала Ирина. – Из-под твоего пера будут выползать одни штампы.
– Возможно, ты, Алена, похожа на его первую любовь, – предположила Элька.
– Которая страдала лунатизмом, – продолжила Катя. – Ночью девушка вышла на крышу, он ее окликнул, девушка проснулась, закачалась, равновесия не удержала и полетела с третьего этажа, приземлилась у его ног…
– Рассыпавшись на части, – хмыкнула я. – Голова девушки откатилась и тихо прошептала: «Прости!» Тут все великие писательницы, как я посмотрю.
Мы трындели, потому что шок, вызванный Настиным признанием, требовал отвлечения, потому что мы растерялись, а тупо молчать было бы грубо. Настя со своей новой улыбкой смотрела на нас, переводила взгляд с одной на другую и одновременно смотрела мимо нас, куда-то в пространство.
Внезапный шок, теперь уж я это точно знаю, – это удар судьбы, не предполагающий мгновенного ответа. С судьбой не побоксируешь. Если человека, стоящего на пирсе, толкают в спину, ничего не понимая, он летит в воду, то первым делом должен ручками-ножками быстро перебирать, вынырнуть и доплыть до берега. А не разбираться в пучине: кто, зачем и почему желал его смерти. Это – потом.
Много лет спустя произошло: Элька и Игорь услышали по телевизору, что прогорел банк, в котором они держали деньги от проданной квартиры, деньги на очередную операцию по зачатию ребенка.
