Моя Мия. На осколках первой любви (СИ) - Лина Коваль
— Ладно, — деловито киваю и натягиваю на уши белую шерстяную повязку с жемчужными бусинами.
Раскрываю солнцезащитный козырёк и, глядя в зеркало, поправляю волосы.
— Пиздец. А шапка где? — выгибает брови Мирон.
Мрачно за мной наблюдает.
— У тебя — на голове, — отвечаю усмехнувшись.
— А твоя где? А варежки? Шарф? Ты совсем сдурела?
Ударяю по козырьку, возвращая его на место.
— Хватит уже, папочка. Я сама за себя отвечаю.
— Отвечалка не выросла, — рычит Громов.
Вместо препирательств фыркаю в ответ и отворяю дверь. В лицо тут же ударяет холодный ветер, по телу пробегают противные мурашки.
Чёрт.
Громов огибает капот и застёгивает замок на своём пуховике до подбородка. Предусмотрительно натягивает перчатки. Прячу улыбку, опуская лицо.
Холодно, конечно, но не до такой степени. Взмахнув волосами, складываю руки на груди.
— Ты снарядился?
Мирон не реагирует на подкол.
— Пойдём? — спрашивает серьёзно, подавая мне руку.
По-королевски игнорирую её и проплываю вперёд.
Громов делает вид, что ничего не произошло. Вслух рассуждает, где именно находится типография.
Территория заброшенного предприятия оказывается огромной. Около двадцати минут занимаемся тем, что навещаем четыре унылых здания, на дверях которых оказываются огромные амбарные замки.
После того как осматриваем ещё два, я готова волком выть от холода, но упрямо молчу, передвигая звенящими, перемёрзшими коленками. Даже руки, несмотря на то что они спрятаны в карманах, становятся ледяными.
— Надо обойти с той стороны, — говорит Мирон невозмутимо.
С возмущением уставляюсь ему в спину. Несколько раз забираю воздух в рот, пытаясь не начать орать.
— С какой?.. Ты не видишь, что здесь всё заброшено, — развожу руками. — Нет здесь никого.
Противные снежинки обжигают обветренное, покрасневшее лицо.
— Судя по навигатору здесь есть ещё два здания за небольшой лесополосой. Может быть, мы не с той стороны подъехали, — выговаривает он не оборачиваясь.
Останавливается и раздумывает.
— Какой лесополосы? — взрываюсь, топая ногой. — Ты не видишь, здесь ничего нет!
Громов медленно разворачивается, упирает руки по бокам. Тяжело дышит, выпуская изо рта белый рассеивающийся пар.
Прозрачные глаза внимательно анализируют моё лицо.
— Ты чего визжишь, Карамелина? Тебе хвост прищемило? — спрашивает хмуро. — Или он от холода сейчас отпадёт?
— Нет, — вскрикиваю, — что ты… Мне весьма комфортно.
Отворачиваюсь и прыгаю на месте.
— Где там твои два здания? — спрашиваю озираясь.
— Возьми мою шапку, — говорит Мирон, хватая меня за локоть.
— Не надо, — вырываюсь.
— Быстро возьми эту блядскую шапку, — цедит сквозь зубы.
Не выдерживаю и соглашаюсь. Уж слишком холодно. Я и вправду погорячилась с выбором одежды.
— Ладно, — заявляю, демонстрируя ему свой язык.
Хватаю чёрную шерстяную шапку и незаметно коснувшись её носом, натягиваю поверх повязки.
— Как я тебе? — красуюсь.
Мирон с важным видом обводит глазами мои ноги.
— До машины минут двадцать быстрым шагом. Справишься?
— Постараюсь, — нерешительно смотрю на узкую дорожку.
— Потерпи, ладно, — просит он чуть мягче.
Скидывает куртку, передавая её мне вместе с перчатками.
— Зачем ты? — ошарашенно смотрю, как Мирон расстёгивает кофту, снимает её, на пару секунд оставаясь в одной футболке.
Быстро одевается обратно.
— Я не буду снимать с себя одежду, — предупреждаю.
Я и так сейчас умру от переохлаждения.
— Это поджопник, — хрипло смеётся Громов, подходя ближе.
Оказываюсь совершенно неготовой к тому, что сильные руки меня обнимают, а колючая щека гладит мою щеку. Молча слежу, как он завязывает кофту на моей талии, тут же ощущая хоть какую-то защиту от ветра на своей пятой точке.
— Спасибо, — проговариваю в тёплую шею.
— Пожалуйста.
В таком виде более или менее сносно прохожу полпути, но потом начинаю жаловаться. Колени заледенели, будто прямо сейчас, в эту же секунду разлетятся в мелкие осколки.
— Ну, что ты? — оборачивается Мирон.
Не могу сдержать улыбку, глядя на красные уши.
— Ноги замёрзли, — чуть не плачу.
— Ноги?..
— Коленки, — хнычу. — Мир, зачем мы вообще сюда приехали?!
Громов резко опускается передо мной и обхватывает лодыжку сразу двумя руками. Поглаживающими движениями растирает, продвигаясь всё выше и выше.
Его лицо сосредоточено, а скулы время от времени сжимаются, словно дотрагиваться до меня ему максимально противно. Вспыхиваю от тепла, которое распространяется по телу от его прикосновений. Мирон добирается до бедра и переходит ко второй ноге.
Кажется, мне впервые становится жарко в минус пятнадцать.
— Полегче? — спрашивает, поднимаясь.
Отводит глаза и откашливается.
— Да. Спасибо.
Оставшуюся дорогу до машины идём в полном молчании. Мирон чуть впереди, я тянусь следом.
Перевариваю то, с каким отвращением он дотрагивался до меня.
Ужас-ужас. Потираю горящие щёки, когда усаживаюсь в машину.
— Сейчас обогрев включу, — сообщает Мирон.
Снимаю мужскую шапку и робко укладываю её к себе на колени.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — упрямо произносит, но теперь в голосе чувствуется лёгкая улыбка.
Скидываю обувь и забираюсь на кресло с ногами. Жду, когда станет теплее.
— Поехали домой? — спрашиваю, заглядываясь на то, как Мирон активно растирает уши.
— Здесь останемся, — отвечает он так, словно давно всё решил.
— Как здесь? — вспыхиваю. — В машине?!
— Нет, конечно. У Пашки Ростова с моего курса бабушка живёт неподалёку. Сейчас с ним созвонюсь, он договорится, чтобы мы переночевали.
— Не думаю, что это хорошая идея, — качаю головой, вспоминая о Лёве.
— Мы так ничего и не выяснили. Получается, зря скатались?
Громов выкладывает на панель файл с листком из моего блокнота и спрашивает:
— Я звоню Пахе? Думай сама…
Полминуты гипнотизирую вещественное доказательство, которое он добыл в рекламном агентстве и утвердительно киваю. Не знаю, что побеждает… Желание найти анонима или побыть ешё немного с ним вдвоём.
* * *
До жилища чудесной старушки, Галины Сергеевны, мы добираемся ещё в течение часа. Снег и не думает заканчиваться, а её дом оказывается в глухой деревне.
Мирон тут же вызывается расчистить от снега дорожки у входа, а меня отпаивают горячим чаем.
Ужинаем втроём.
Галина Сергеевна выспрашивает, кем мы друг другу приходимся, а затем рассказывает истории своей молодости. Коротко переглядываемся с Громовым.
От тепла и пережитых эмоций нестерпимо хочется спать, чуть позже я начинаю зевать без остановки, и хозяйка отправляет нас в небольшую комнату с двумя уже застеленными кроватями.
Скидываю толстовку и укладываюсь на ту, что возле окна. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть на Громова. После нашей поездки в машине мы практически не оставались наедине.
— Спокойной ночи, Мия, — говорит Мирон, когда затихает.
— Спокойной ночи…
Тени от окна над моей кроватью, складываются в незамысловатые узоры. Долго изучаю их, пытаясь унять волну паники внутри.
Если не считать гостиниц, я никогда не ночевала нигде, кроме как дома, у бабушки или в
