Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова
В три часа ночи мне пришло письмо: «4 оклада, отпускные и ноут. Больше, правда, нету».
Калькулятор показал мне приятную сумму – какой хватило бы на первоначальной взнос для второй ипотеки. Но такой ерундой, конечно, заниматься больше не надо, решила я и заказала на «Озоне» дорогущей пряжи из категории «Избранное» на немыслимые 17 тысяч рублей.
* * *
Впоследствии я часто вспоминала наш с Ваней отпуск – не из чувства ностальгии или попытки отмотать до того момента, на котором всё порушилось. Нет. Чаще всего я возвращалась мыслями к перелёту туда. Где-то в районе Польши человеку из бизнес-класса стало плохо, стюардесса, забыв держать лицо, забегала по самолёту, громко спрашивая: «На борту есть врач?! На борту есть врач?!» Над салоном поднялась единственная рука. Хрупкая русая девушка встала с кресла и спокойно сказала: «Я врач», затем выбралась с места и прошла за стюардессой. С той минуты разлитое за иллюминатором небо больше не интересовало меня, я смотрела только на неё, на девушку-врача. Вернувшись, она заметила мой заинтересованный взгляд и ответила: «Всё в порядке» и произнесла, будто извинившись за пассажира, три слова: «Сердце. Возраст. Водка».
Я молча восхищалась ею и не могла перестать думать о том, что от её действий, получается, зависело, долетит пассажир до своего ол инклюзива или нет. Мне казалось, я явственно чувствовала, что в её руках – власть, магия, смысл.
А что было в моих руках?
Сигарета обожгла пальцы, я закурила вторую. Башня «Федерация», тщетно стремившаяся в небо, собирала у подножия таких же, как я: нервное топтание, три торопливые затяжки, бросок в урну, опять не попал, ну и ладно, и, вообще, скорее бы уже конец дня, чтобы сесть в метро или такси, снова стать беззащитным и сладко уснуть в баюкающей тёплой тряске, запрокинув голову и глупо открыв рот. Башня раскручивала входную дверь-карусель, но какая уж тут карусель, если соковыжималка: забирать людей с улицы (в заложники), рассовывать в лифте по этажам и офисам, а после – сплёвывать в равнодушную суету «Москва-Сити», и так каждый день.
Собрала вещи я тихо, без патетичной рассылки про «настало время двигаться дальше», торта и отвальной вечеринки. Только подарила фиалку милой тётечке из бухгалтерии, которую с подачи Сергея все звали «бюстгалетрия». Тётечка пожаловалась, что так и не научилась вытаскивать мышью нужное окошко из-под спадающей на монитор чёлки вязанной салфетки. Теперь просить будет некого. Я долго размышляла, что сказать в на-путствие бывшей стажёрке Кате. Сомневаясь между «Беги отсюда» и «Всё будет хорошо», я выбрала сказать то, что думала на самом деле: «Ты далеко пойдёшь. Но не дай им себя сожрать».
В лифте никого не было, захотелось сделать селфи, для которого в голове уже давно созрела подпись: «Сняла рабский ошейник!!!». На более-менее удачном ракурсе и 17-м этаже двери раскрылись, вошёл парень. Опередив рефлекс сделать вид, что я просто тупила в телефон, продолжила фотографироваться.
– Я вам не мешаю? – он уточнил.
– Нет-нет, всё идеально.
Я вышла на улицу, отложив мысль про пост на завтра. Запах офисного ковролина наконец отстал от меня. Я медленно брела вдоль воды, физически ощущая будто с плеч сняли тяжёлый рюкзак. Я чувствовала, что река идёт на встречу лишь мне. И лёгкое сердце – какое бывает в первый день зарплаты или когда ты семиклассник, освобождённый от гнёта школьной экскурсии.
Только зарплаты теперь не будет – никакой, и рассказать об этом было совершенно некому. Подругам нужно будет объяснять, «на что я теперь буду жить». А единственный человек, который бы поддержал меня в совершённом, вряд ли когда-нибудь захочет со мной говорить.
* * *
Вообще-то наша связь полностью не исчерпала себя. Никаких взаимоблокировок, ежедневных подглядываний в сториз и всё такое. Я продолжала вести календарь срывов, не обнулившийся после его ухода, по привычке заходя через сообщение в нашем чате. В его календаре ничего не менялось: то ли врал, то ли забросил, но я почему-то всё равно надеялась, что он туда смотрел. Пару раз он сам писал: по делу, не по любви. Напоминал снять тряпку с робота-пылесоса, чтобы не оставила след на паркете, как в прошлый раз. А ещё я – честное слово – случайно заказывала еду на его адрес, что остался запомненным в приложении.
Чат с Ваней висел у меня первым в списке, я спотыкалась о него каждый день, но только сегодня испытала желание удалить всю переписку, а с ней – подтверждение о том, что когда-то была счастлива. Я без конца ходила в наши места – намеренно, чтобы встретить его. Я обходила наши места стороной – намеренно, в надежде, что он будет делать так же и встречать его на путях обхода. А город словно назло без конца показывал только понятные нам приколы.
Я не стирала, но перечитывала – все три недели после расставания. Открывала ссылки, файлы, смотрела отправленные друг другу гифки.
Конечно, просить прощения за сказанное мной было немыслимо. Простить за это – тем более.
Я это понимала, так что не удивилась, когда, обычно отвечавший через секунду, Ваня игнорировал моё фото трудовой книжки и сообщение «смотри, что я сделала» два часа. Через три часа я разозлилась. Через четыре – удалила сообщение. Через пять отправила новое. Через шесть – запаниковала.
Last seen 15:42.
Это было на него совсем, совсем не похоже.
Тогда я пересилила себя и сделала то, что ненавижу больше всего на свете – позвонила. А потом – ещё одиннадцать раз.
Ответа не было.
Я понимала, что веду себя истерично. Не лучше матери, которая в былые времена начинала обзванивать морги, если я приходила на полчаса позже обещанного, а когда я выросла – оставляла на автоответчике 37 сообщений, если я не могла взять телефон. Вместе с тем я, кажется, впервые прочувствовала, чем было мотивировано её поведение.
Мне было страшно потерять Ваню, поэтому я позвонила ещё семнадцать раз. Я осознавала бессмысленность этого подхода, ведь если бы он увидел пропущенные или хотел бы со мной поговорить, он бы уже ответил. Но страшное лезло в голову неотвратимо, и я продолжала жать на зелёную кнопку вызова.
В тот момент у меня не было сомнений: он украл, но на этот раз что-то серьёзное, и попался ментам. Напился, упал на улице, был ограблен. Угодил в драку. Сел пьяным за руль и разбился. Ещё хуже – сел в машину к Вартану.
В последний раз мы сильно поссорились из-за того, что Вартан прямо за рулём искал на «Авито» запчасти для своей «девочки». Листал, ставил лайки, торговался в сообщениях, а мне казалось, что ещё секунду и мы намертво впечатаемся вон в тот жигулиный зад. Всю дорогу мы орали друг на друга. Я пыталась объяснить свой страх скорости после двух аварий, но в итоге Вартан обиделся и сказал: «Твоя проблема не в том, что ты боишься скорости. Ты просто не умеешь доверять людям, вот и всё». Мне было нечего возразить, и в Москву я возвращалась на электричке. С тех пор мы не разговаривали, и звонить Вартану мне хотелось ещё меньше, чем Ване.
– Алё.
– Вартан, привет! Ты Ваню давно видел?
– Ну, недавно. А тебе какое вообще дело?
– Мне поговорить с ним надо, а он трубку не берёт.
– И чё?
– Переживаю, что с ним что-то случилось.
– Ну, мы выпивали. Потом взяли одно такси на двоих. Он меня выкинул. Сам дальше поехал.
– А потом что?
– Ничё, я спать лёг.
– Да господи, не ты, Ваня.
– А-а-а… Да хрен его знает. Мож, по бабам пошёл, – Вартан победоносно хмыкнул.
Я положила трубку, отпила из горла той самой «гвоздичной» водки и плеснула остаток в вазу с цветами. Ваня бы сказал: «Хлебнула в одну калитку». Водка обожгла и сгорчила пищевод: теперь творившееся во рту напоминало моё душевное состояние. Хотелось закусить, но еды у меня не было уже третий день, а на полке валялась старая безглютеновая вафля. «Ну это на вкус похуже водки», – подумала я, надела шубу
