Полынь и мёд - Лина Манило
– Ладно, Ксюш, давай позже, пока голова не тем забита.
Она молчит, но глаз не отводит. Просто смотрит на меня, изучает будто бы, а мне хочется остановить машину и никуда вообще не ехать. Просто остаться здесь, в этом таком зыбком моменте и понять наконец-то, что у этой девушки в голове.
– Ты запомнил, где я живу? – удивляется, когда я останавливаю машину в её дворе.
– Ты в этом сомневалась? – Заглушив мотор, я поворачиваюсь вправо и касаюсь её щеки. Мне нравится, как она вздрагивает каждый раз, когда мои пальцы гладят её кожу. Мне вообще охренеть как нравится эта девушка, и я вообще не вижу ни единого повода это отрицать. – Зря, очень зря. У меня отличная память.
– Тебя же ничего не остановит? Даже если я скажу, что ты мне не нравишься? – спрашивает, а во взгляде полыхает нечто, что доказывает: нравлюсь. Очень нравлюсь, даже если она сама ещё этого не понимает.
– А ты так скажешь? – Перемещаюсь правее, чтобы быть ближе, а Ксения не отстраняется. – Даже после этого скажешь?
И я целую. Просто потому, что не могу удержаться. Отбрасываю в сторону все сомнения, касанием губ рушу преграды, топлю льды, а рука моя обхватывает затылок Ксении, привлекая девушку ближе. В груди, где-то около сердца, что-то взрывается, и меня обжигает изнутри яростным пламенем. Оно рвётся на свободу, сжигает все мосты и не оставляет шанса устоять.
В машине целоваться не слишком удобно, но с Ксенией я готов заниматься этим хоть под куполом цирка, хоть в горной шахте. Главное, чувствовать тепло её губ, ощущать аромат, который просто сводит с ума, лишает воли и не даёт отступиться. И чем больше я целую её, тем сильнее мне кажется, что именно это мне и нужно было всегда. Наваждение какое-то, не иначе. Мой язык берёт штурмом её скромность, и я углубляю поцелуй, словно мне жить осталось три секунды и это моё последнее желание. А дальше палач и эшафот.
– Иди, – выдыхаю, с трудом отрываясь от её губ. – Просто иди, пока меня окончательно не переклинило.
– Отпускаешь? – шепчет, касаясь дрожащими пальцами своих чуть припухших губ.
– Нет, не отпускаю, но ты уходи. Через два часа у нас самолёт. Я ещё пару дел утрясу, а ты, как соберёшься, бери такси и прямо в аэропорт езжай. Там встретимся. Договорились?
Ксения энергично кивает и, прежде чем выйти из машины, резко наклоняется ко мне и возвращает мне мой поцелуй. И когда она выбегает на улицу и быстро идёт к подъезду, лёгкая и практически невесомая, я кладу голову на руль, пытаясь унять дикое возбуждение.
Я сижу, закрыв глаза, убеждая себя уехать, но от каменного стояка даже поясницу ломит. В висках пульсирует, и я не сразу понимаю, что помимо этого всего, есть какой-то посторонний звук. Шум какой-то. Поднимаю голову, смотрю по сторонам, и замечаю чуть впереди Свету. Она стоит у дерева, а рядом с ней какой-то суслик. Я не видел его никогда, да мне и не нужно его знать. Пацан и пацан, каких куча вокруг: тёмные вихрастые волосы, тонкая шейка, худые ножки. Несчастный такой, но боевой.
Хорошо, что стёкла в моей машине наглухо тонированные – не хватало ещё, чтобы эта истеричка заметила меня.
Молодёжь явно о чём-то спорит, а пацан такой нервный, взвинченный, что, чего доброго, сейчас руки распускать начнёт – вон как жестикулирует, что тот итальянец. Света же, похоже, настроена весьма решительно отстоять свою точку зрения: толкает парнишку в грудь, и он, покачнувшись, чуть не падает спиной в кусты.
Мне не услышать их разговор, а выходить из машины нет ни времени, ни желания. Потому завожу мотор, но взгляд так или иначе цепляется за спорящую парочку. И последнее, что я вижу, выезжая из двора, как разгневанная Света ещё раз толкает парня, а он хватает её за запястья, удерживая рядом.
Страсти-то какие, мама дорогая.
Глава 19
Ксения.
– Ксюша, ты так рано, – удивляется мама, когда я открываю дверь. – Что-то случилось?
Она кажется встревоженной, но только обо мне всерьёз родители никогда не волновались. Повода не давала, да и проблем со здоровьем Светы всегда хватало. И пусть все болячки по заверениям врачей отступили, но придумывать себе тревоги нашим родителям это не мешает.
Мама с папой огромными гвоздями вбили себе в голову, что их младшая дочь накрепко засела в группе риска, из которого никак не выберется. Да я и сама, честно признаться, всегда слишком опекала сестру, за что теперь, наверное, расплачиваюсь.
Все наши ошибки эхом катятся по судьбе, не остановить.
На маме надет цветастый передник в крупных ярко-красных маках. Мы со Светкой подарили его пару лет назад, и вдруг я так отчётливо вспоминаю тот солнечный день в самой середине лета, когда в одном из магазинчиков нашёлся этот передник. Ручная работа, штучный товар, и мама так сильно радовалась ему, будто бы ей, как минимум, шубу подарили.
Я стараюсь не думать о сестре, надеясь, что когда вернусь через несколько дней, всё успокоится. Глупость, но я пытаюсь думать позитивно. Так мне пока что проще. Или просто трусливо прячу голову в песок? Не знаю…
– Я уезжаю в командировку, через два часа самолёт, – говорю, бросая связку ключей в сумку, а мама тихо возмущается моему трудологизму.
Но мне, честно признаться, не до этого всего. Одно желание: поскорее собрать вещи и уехать в аэропорт. И да, хочется снова увидеть Рому. После того, как он без лишних разговоров бросился на помощь, я как-то иначе начала смотреть на него. И да, сопротивляться тому, что он мне нравится, уже не получается.
Вхожу в свою маленькую комнату и останавливаюсь на пороге. Я всегда любила эту квартиру, но сейчас чувствую, что начинаю задыхаться. Будто бы что-то выдавливает меня отсюда, как инородный элемент. Стены сжимаются вокруг, а кислорода так мало, что практически задыхаюсь. Глупое ощущение, но оно так неожиданно и прочно засело во мне, не
