Дьявол в руинах - Триша Вольф
— Ты убил его, — слышу я от себя.
— Надо было убить их обоих.
— Ты чертов монстр.
— Не понимаю, почему ты в этом сомневаешься. — Во мне поднимается негодование.
— Неужели мой отец действительно поручил тебе командовать мной? — Требую я ответа.
— Да. — Его одно слово, произнесенное глубоким баритоном, повисает в плотном воздухе, пока он отправляет сообщение с телефона. Я предполагаю, что он прикажет кому-то из своих парней убрать тело, и эта мысль с тошнотворным чувством гложет мой желудок, когда мой взгляд снова падает на безжизненное тело Вито.
Затем Ник делает шаг ко мне и указывает подбородком на лестницу.
— Наверх, Бриа.
Я смотрю в его жестокое красивое лицо и уже открываю рот, чтобы возразить, как он берет меня за руку и тащит к лестнице. Он заставляет меня подняться на верхнюю площадку, где направляет меня в спальню и ставит перед книжным шкафом.
Вырвавшись, я обхватываю себя руками. Мое тело дрожит, а в голове еще хуже. В этот момент ничто не кажется реальным. Я еще не до конца осознала, что Вито мертв, и, когда Ник движется к книжному шкафу, ледяной поток морозит мою кровь.
Он стоит перед запертой дверью.
Я укрепляю свою решимость и стою на месте.
— Ты убил человека…
— Я убил много людей.
— Без всякой причины.
Без рубашки, вся его покрытая татуировками кожа выставлена на всеобщее обозрение, Ник облизывает губы. В его прищуренных глазах загорается дьявольский блеск.
— Ты сказала мне, что твои телохранители будут трахать тебя, Бриа. Ты говоришь мне это, а потом раздеваешься догола перед одним из них, и теперь ты в шоке, когда он мертв. — Он медленно кивает в подтверждение своих слов, а затем поворачивается к моему туалетному зеркалу. — Только за это я должен был испачкать драгоценный мраморный пол моей матери внутренностями Данте. Я оставил его в живых, и Вито повезло, что он умер так быстро, ангел.
Образы предстают перед моим взором в идеальной, ужасающей ясности. Ник сделал бы именно это, если бы я не солгала, чтобы остановить его. И все потому, что я сделала бессмысленно опрометчивое замечание о том, что найду любого мужчину, который лишит меня девственности.
В истинно неандертальской мафиозной форме Доминик Эрасто предъявил на меня права в ту ночь, когда впервые пролил кровь, и эти права связывали меня только с его клинком. Ни один другой мужчина не прикоснется ко мне… не раньше, чем он отомстит.
Игрушка мужчины — только его игрушка.
Несмотря на бурлящий адреналин, побуждающий меня броситься к оружию под кроватью, я борюсь с рефлекторным импульсом и страхом и поднимаю подбородок.
— Это мое тело…
— Тебя кто-нибудь трогал? — требует он, прерывая меня.
Я сглатываю.
— Нет.
Он смотрит на книжный шкаф, потом на меня.
— Так, блять, и останется.
Он поднимает небольшой деревянный табурет на ножках, стоящий перед моим туалетным зеркалом, и отламывает ножку, как веточку. Затем он бросается к книжному шкафу и отодвигает панель, открывая потайную дверь.
— Один из моих людей будет находиться возле твоей комнаты в любое время суток, — говорит он напряженным тоном, просовывая деревянную ножку в шов дверной коробки. Рама трещит, поддаваясь под рычагом, который с силой заклинивает дверь.
Заманивая меня внутрь.
Огненное негодование кипит в моих жилах, и пока он тянется ко мне с выкованной стальной решимостью, я смотрю вниз, на кровь, заляпавшую мою белую рубашку. В тот момент я этого не осознавала, но на мне кровь Вито.
Я хватаюсь за подол и срываю рубашку через голову, позволяя испорченной одежде упасть на пол.
Смелость.
Вызов.
Прохладный воздух обжигает мою разгоряченную кожу. На мне нет бюстгальтера, и я стою перед Ником в зеркальном вызове, моя обнаженная кожа — вызов его дикому зверю.
Прикоснись ко мне. Я осмелюсь.
Он пригрозил оставить отпечатки ладоней на моих щеках, если я еще раз осмелюсь снять одежду перед любым мужчиной. И вот я здесь, осмеливаюсь перед ним.
Он шумно сглатывает, когда его темный взгляд пробегает по моему обнаженному телу. Я хватаюсь за пуговицу брюк, но, прежде чем я успеваю расстегнуть застежку, Ник преодолевает расстояние между нами и обхватывает мою руку своей большой перевязанной рукой.
— Если ты сбросишь эти штаны и под ними ничего не будет… — Он прерывается, его голос становится гортанным шепотом. — Не надо.
Он крепко сжимает мою руку, то ли чтобы остановить меня, то ли для себя, я не знаю, но боль поднимается по руке и перерастает в боль, от которой горит все тело. Я стою так неподвижно, что единственное движение между нами — это учащенное биение его сердца в вене на шее и воздух, которым мы обмениваемся с каждым отчаянным вдохом.
Сжав челюсти со страданием на лице, внутри него бушует война, он убирает свою руку с моей.
Я уделяю немного времени, чтобы изучить его, счищая огрубевшие слои в поисках истины, скрывающейся за его словами. Но также внезапно он закрывается, маска опускается, чтобы отгородиться от меня.
По комнате разносится резкий звук разрываемой защелки.
Я задерживаю взгляд на нем еще на одну мимолетную секунду, проверяя его, прежде чем повернуться и направиться в ванную. Я стягиваю по бедрам брюки и выхожу из них, как только достигаю порога, открывая ему ясный вид на свою задницу.
— Я в душ, — объявляю я, едва сдерживая дрожь в голосе. Я дохожу до раковины и упираюсь руками в край для опоры. Сделав размеренный вдох, я говорю: — Проводишь меня.
Проходит несколько мучительных ударов сердца, пока я жду, сомневаясь, появится ли Ник в дверном проеме, чтобы выполнить свою клятву наказать меня, и каждый дюйм моей обнаженной кожи пылает и болит в нервном предвкушении.
Затем я вздрагиваю от звука захлопывающейся двери.
Сегодня.
Это должно быть сегодня.
Осмелившись взглянуть на себя, я смотрю на свое отражение в зеркале. Я прикасаюсь к шраму на груди и благоговейно провожу пальцами по рельефной, шелковистой коже, теряясь в воспоминаниях.
Чем дольше я это делаю, тем больше теряю себя и свою цель.
Вито не должен был умереть из-за того, что я играю в игру со своим ненормальным сводным братом.
Это закончится сегодня.
Глава 11
ВЕДЬ ЛУНА НИКОГДА НЕ СВЕТИТ, НЕ ПРИНОСЯ МНЕ СНОВ
Доминик
Колеблющиеся лопасти потолочного вентилятора над головой рассекают воздух. Вопль заполняет густую тишину моей комнаты.
Забинтованные руки заведены за голову, одеяло сбито в ногах, я лежу на кровати и смотрю на крутящиеся лопасти, мысли мечутся в голове, а тело
