Подарок коллекционера - М. Джеймс
— Нет! Остановись, нет…
— Заткнись нахуй! — Александр правой рукой хватает меня сзади за шею, не давая встать, а другой задирает мне юбку, обнажая задницу. Его пальцы зацепляются за край моих трусиков, бесцеремонно стаскивая их вниз, и мои бедра сжимаются вместе без моего на то намерения, в то время как его рука касается моей плоти.
Что со мной не так? Я напугана, зла, как и должна быть, но я чувствую и кое-что еще, тот странный пульсирующий жар, который я почувствовала, когда увидела Кайто и его женщин, и снова, когда увидела Александра в его комнате. Рука Александра сильно опускается на мою задницу, и жгучая боль вытесняет все остальные мысли из моей головы.
Он шлепает меня снова и снова, и я вскрикиваю, извиваясь у него на коленях. Рука, держащая меня сзади за шею, превращается в руку на спине, прижимающую меня к земле. Он делает паузу ровно настолько, чтобы сорвать с меня трусики, прежде чем град ударов по моей заднице продолжается.
— Я собираюсь научить тебя, — он прерывисто дышит, почти задыхаясь, — быть хорошим домашним питомцем. Для твоего же блага…
Он твердый. Такой чертовски твердый. Я чувствую эрегированный вес его члена у своего живота, он вдавливается в меня, пульсирует сквозь ткань его штанов. Это заводит его, и это пугает меня, но и возбуждает тоже. Я не могу притворяться, что это не так. Жар боли от его руки распространяется по моей заднице и бедрам, моя покрасневшая плоть болит и горит, но этот жар, кажется, собирается у меня между бедер, и, к моему ужасу, я чувствую, что становлюсь влажной. Моя киска распухла и ноет, влага липкая на бедрах. Я крепко зажмуриваю глаза, надеясь вопреки всему, что Александр не опустит руку ниже и не почувствует это.
— Двадцать, — шипит он, когда его рука снова опускается, и я моргаю от смутного удивления. Он считал? Я не смогла бы уследить, даже если бы он потребовал этого.
Александр сталкивает меня со своих колен, и я падаю на пол, мои глаза мокры от слез.
— Вставай! — Рявкает он. — Мы еще не закончили. Наклонись над кроватью, питомец.
Мое сердце почти останавливается в груди. Вот и все, думаю я туманно, не в силах думать из-за странной смеси боли и возбуждения, бурлящей во всех нижних частях моего тела. Сейчас я потеряю свою девственность.
— Не заставляй меня просить тебя дважды, — шипит он, и я с трудом сглатываю.
Каким-то образом мне удается приподняться наполовину. Моя задница и бедра болят, моя киска пульсирует от каких-то ощущений, которые я не понимаю, и я чувствую головокружение от боли и растерянности. Но каким-то образом я подчиняюсь, подтягиваюсь и наклоняюсь над кроватью, сжимая руками одеяло. Я помню, как руки Александра сжимали его ладони, когда он отдергивал их от своего члена, стоны боли, спазмы. Это то, что он чувствовал? Эта странная смесь боли, желания и нужды?
— Задери платье до талии. — Его голос теперь ниже, хрипловатый, густой. Я слышу звук его застежки-молнии, и еще одна волна прилива крови проходит через меня, неприятная смесь страха и жара. — Сейчас же!
Я неуклюже опускаю руку, приподнимая ткань горстями, пока она не оказывается выше талии, снова обнажая мою голую покрасневшую задницу. Я слышу стон Александра, тот болезненный, похотливый звук, который я слышала раньше, и мое сердце замирает в груди. Я снова чувствую этот жар между моих бедер, эту пульсацию.
— Раздвинь ноги, — рычит он еще более мрачным голосом. — Плохие маленькие питомцы должны выставлять себя напоказ перед своими хозяевами… о, черт…
Шипящее проклятие вырывается, когда я подчиняюсь, мои бедра раздвигаются, и я знаю, что он может видеть меня всю: мою розовую, влажную, набухшую киску, блестящую влагу на моих бедрах, мой клитор, выглядывающий из-за потребности, чтобы его потрогали, потерли, лизнули. Все то, чего я никогда не испытывала, о существовании чего я едва знаю, и все же мое тело жаждет их, когда я слышу звук соприкосновения плоти с плотью. Я смутно осознаю, что он поглаживает себя.
Я начинаю поворачиваться, оглядываясь через плечо, меня переполняет болезненное желание увидеть.
— Отвернись! — Александр рычит. — Лицом вниз на кровать, милая…
Я слышу, как его рука двигается еще быстрее, а дыхание учащается. Я могу представить, что он делает, исходя из того, что я видела раньше, но теперь он делает это из-за меня, прикасаясь к моей раздвинутой, обнаженной киске, моей только что отшлепанной заднице. Из-за меня он потерял контроль. Я знаю, что это наказание, что мне не должно нравиться или хотеться ничего из этого, но я чувствую, как мне становится все жарче, влажнее, боль распространяется.
— Такая непослушная, плохая — стонет Александр, подходя ближе, так близко, что я почти чувствую его тепло, прикасающееся ко мне. — Мокрая и истекающая после наказания. Ты хочешь моей спермы. Плохая, такая плохая девочка…
Последние слова звучат почти как сдавленная ласка, и я слышу, как звук его поглаживающей руки запинается, останавливается и начинается снова.
— Я собираюсь кончить на всю твою гребаную задницу, плохая маленькая девчонка… — Он снова стонет, и я чувствую влажный шлепок головки его члена по моей горящей заднице, когда он дергается сильнее. — Ты хотела этого с того момента, как я нашел тебя на коленях у моего порога. Вся нарядная, в подарочной упаковке для меня. Я пытался не прикасаться, я пытался…
В его голосе слышится легкое хныканье, почти мольба, как будто он хочет, чтобы я знала, что он пытался. Как будто он пытается попросить прощения за то, что делает, но я не могу подобрать слов, чтобы ответить на что-либо из этого. Мое сердце бьется где-то в горле, я задыхаюсь, дыхание учащается, моя киска кажется набухшей и нежной, мой клитор ноет. Я так сильно хочу прикоснуться к себе, что это причиняет боль, но в глубине души я знаю, что буду наказана за это, и я не могу позволить себе пасть так низко. Я не могу дотронуться до себя ради него, пока он смотрит, дать ему абсолютное доказательство того, как ужасно я хочу его в этот момент. Я даже не совсем уверена, что хочу именно его, возможно, просто доставить себе удовольствие.
— Черт! — Он внезапно вскрикивает, хватаясь за столбик кровати в изножье, когда я чувствую, что он наклоняется вперед. — Я не могу остановиться, я не могу, мне нужно кончить, мне это нужно, я не могу…
Слова вырываются из него потоком одновременно
