Подарок коллекционера - М. Джеймс
Я уверена, что комната заперта, но мне не требуется много времени, чтобы найти ключ. Несмотря на все свои секреты, Александр, похоже, не очень хорошо их скрывает, то ли потому, что он уверен в том, что будет достаточно устрашающим, чтобы никто из его питомцев не смог до них докопаться, то ли потому, что он думает, что никому не будет до этого дела, я не уверена.
Я быстро прохожу через кабинет к коридору. Мое сердце замирает в груди, когда я смотрю на дверь в конце коридора, такую же грозную и пугающую, как в любом фильме ужасов. Я понятия не имею, что внутри, и меня слегка подташнивает. У меня сжимается горло, когда я вспоминаю другой коридор, другую дверь. Ту, что ведет в подвал того лондонского бара, в игорный притон Гарри. Будем надеяться, что все пройдет не так уж плохо, думаю я, и сейчас мое сердце бешено колотится, а ужасные воспоминания о той ночи снова нахлынули на меня.
Я с трудом могу поверить в то, что делаю, даже когда моя рука ложится на ручку и я вставляю ключ в замок. Она легко поворачивается, дверь распахивается, и я втягиваю воздух, когда дрожь пробегает по мне, готовясь к тому, что за ней скрывается.
Я захожу в комнату и вижу… только это.
Спальня.
Я прикрываю рот рукой, сдерживая почти истерический смех. Что я ожидала увидеть? Кровь? Груды тел? Это просто комната. Я не могу понять, почему Александр сказал мне держаться подальше, пока я не присматриваюсь.
И тогда я вижу.
Когда я приехала сюда, весь этот дом был покрыт пылью и не использовался, и я никогда не прикасалась к этой комнате и даже не была в ней раньше, но в этой комнате чисто. Каждый дюйм комнаты сияет и не запылен, кровать аккуратно застелена, шторы раздвинуты, чтобы за ними открывался вид на Париж. Растения на подоконнике зеленые и цветущие, а…
У меня перехватывает дыхание.
У кровати стоит пара поношенных балетных туфель. Пуанты. Я смотрю на них, с трудом сглатываю и прохожу дальше в комнату, открывая дверь шкафа.
Здесь висит одежда, чистая и опрятная, красивая одежда. Шелковые платья, брюки из отглаженного льна и топы из гладкого хлопка. Я вижу две пары кожаных туфель на плоской подошве с толстыми подошвами, как будто под ними мягкие стельки. Поворачиваясь, я вижу шкатулку для драгоценностей на комоде, и когда я открываю ее, маленькая балерина начинает поворачиваться, когда начинает играть музыка. Внутри лежат украшения из розового золота, блестящие, и моя грудь сжимается от чего-то среднего между грустью и страхом.
Эта комната выглядит так, как будто она ждет, когда кто-то вернется домой. Интересно была ли это ее комната? Я касаюсь края шкатулки для драгоценностей. Или это комната, которую он отдает питомцам, которые ему нравятся? Может эта комната ждет меня?
— Убери свою гребаную руку от шкатулки.
Я ахаю, отдергиваю руку и, обернувшись, вижу Александра, стоящего в дверях, на его лице маска гнева, какой я никогда раньше не видела. Он шагает ко мне, быстро-быстро. Я в страхе отступаю назад, мое сердцебиение душит меня, но я недостаточно быстра. Его рука сжимается в моих волосах, пальцы впиваются в кожу головы до боли, когда он притягивает меня к себе.
О боже.
Он тверд как скала. Я чувствую, как он прижимается к моему бедру даже сквозь толстую шерсть его пальто, и я вспоминаю, как на мгновение увидела его в своей спальне, его руку, обхватившую твердый, напрягшийся член. Я вспоминаю, как фантазировала о нем позже, в своей постели, и заливаюсь краской стыда.
Александр воспринимает мои красные щеки совсем по-другому.
— Какого черта ты здесь делаешь? — Рычит он, его лицо очень близко к моему. Я чувствую запах его кожи, теплой и мужественной, и во мне резко нарастает страх, смешанный с чем-то еще, жаром, который я не осмеливаюсь исследовать слишком пристально, даже если бы могла.
— Я… — я запинаюсь, ожидая какого-нибудь объяснения, чего угодно, кроме реальной правды о том, что я обнаружила. — Я не обратила внимания. Прости! Я убиралась и отвлеклась…
— Это гребаная ложь, — рычит Александр. — Тебе нужен был ключ, чтобы попасть сюда, ключ, который можно найти только в моем столе. Поэтому ты проникла в две комнаты.
— Мне разрешено входить в твой кабинет. Я убиралась…
— Закрой свой лживый рот! — Его голос повышается, и он резко опускает руку, больно ставя меня на колени, вцепившись в мои волосы. Его голубые глаза почти светятся, раскаленные добела от ярости. В этот момент я ужасно, ужасающе уверена, что собираюсь присоединиться к рядам других девушек, которые сейчас пропали, уехали из этого места. Что бы с ними ни случилось, теперь это случится и со мной, и я чувствую, как слезы боли и страха подступают к моим глазам, когда мои колени ударяются об пол, и я смотрю на искаженное яростью лицо Александра.
Его другая рука опускается вниз, скользит под моей челюстью, захватывая ее и половину моего лица своими длинными пальцами.
— Я думал, ты хороший питомец — шипит он сквозь стиснутые зубы. — Но ты всего лишь воспользовалась мной. Завоевала мое доверие, манипулировала мной, чтобы ты могла нарушать мои правила и рыться в моем доме в поисках моих секретов в тот момент, когда я отвернусь.
— Нет, я…
Его рука сжимает мою челюсть, фактически заставляя меня замолчать.
— Я пытался быть добрым! — Александр рычит, другой рукой вцепляясь в мои волосы. — Я пытался не прикасаться к тебе. Я пытался не быть монстром, но ты, блядь, мне этого не позволила. Ты…
Он кипит, дыхание с шипением вырывается у него сквозь зубы, его тело сотрясается в конвульсиях, как будто он пытается что-то сдержать. На один дикий, безумный момент мне кажется, что он действительно собирается превратиться в какого-то монстра, превратиться в какого-то ужасающего зверя и съесть меня живьем. Вместо этого он на секунду отпускает меня, сбрасывает пальто и шарф и бросает их на пол. Он стоит там, одетый в свой кремовый шерстяной свитер и темно-угольные брюки, выглядя одновременно ужасающе нездоровым и нормальным, и красивым, когда смотрит на меня сверху вниз.
— Теперь ты научишься слушаться меня так, как подобает питомцу.
— Что… — Слово даже не успевает слететь с моих
