Лето. Деревня. Любовь (СИ) - Зоя Марецкая
Во дворец, где играют свирели.
Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, –
Все равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно?
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?
Украду, если кража тебе по душе, –
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!*
* Стихи Владимира Семеновича Высоцкого.
Глава 18. Тайны Мадридского двора
Ваня заболел внезапно. Утром Маша заметила, что мальчик подкашливает и капризничает. Померяла температуру — небольшое повышение, 37 и 3. Наварила ему свежего компота из смородины, напоила и вынесла в сад, лежать в тенечке в гамаке и читать детские книжки. Иван быстро утомился и уснул — видно было, что он плохо себя чувствует. Маша осталась рядом с ним, обняла его и прижала к себе. Открыла было свой любимый поэтический сборник, но тут же его отложила. В последнюю неделю все в ее жизни пошло наперекосяк. Стихи больше не помогали ей, не увлекали ее, не вносили ясность и гармонию в ее ум и душу.
Маша Малинкина не была наивной девочкой. Она жила на свете тридцать семь лет, и поэтому прекрасно понимала, что за несчастье приключилось с ней в мордовской глуши. Она влюбилась. Неожиданно, скоропостижно и очень сильно. Это было странно, Маша никогда не считала себя влюбчивой. Все эти годы жила себе уютно и спокойно, совершенно не тяготясь своим одиночеством. Хотя уже любила однажды, много лет назад. Но закончилось все тогда просто ужасно. И она больше не хотела повторения.
Сейчас Маша была матерью и несла ответственность перед своими детьми. Она должна заботиться о Луке, Зине и Ване. Она взяла на себя обязательства, став им мамой. Должна в первую очередь думать об их безопасности, душевном комфорте, о воспитании и развитии. А вместо этого ей грезилось о другом. Маша не знала, что ей делать, как избавиться от наваждения, которое имело вполне конкретные имя и фамилию — Юрий Макаров.
Женщина не обольщалась на свой счет. Встреться они в городе, Москве или Питере, неважно, Юрий никогда не стал бы поддерживать с ней общение. Город не дает времени на глубокое погружение в знакомство. Он быстро сводит и быстро разводит людей, позволяя им оценить лишь то, что лежит на поверхности. А что у Маши на поверхности? Странное увлечение поэзией, внешняя нестандартность и старомодность, а еще паническая боязнь мужских прикосновений. Кто из мужчин мог бы заинтересоваться этим блестящим набором ее качеств? Уж явно не майор полиции Макаров Юрий Владимирович. Люська крайне редко в разговорах упоминала своего брата. Но из того, что слышала Маша, у нее сложилось впечатление о нем как о закрытом и сложном человеке. Если бы они встретились в городе, он бы удивился ее чудаковатости, она бы мысленно повздыхала по поводу его красоты и мужественности, а вслух поругалась бы с ним из-за его хамства. А потом они бы разошлись и через какое-то время забыли друг о друге.
В городе ей бы и в голову не пришло, что на самом деле он очень добрый и мягкий человек. Все эти черты его характера надежно были укрыты за внешней резкостью и брутальностью. Она бы не узнала, что у него потрясающее чувство юмора, заразительный мальчишеский смех, что он может быть заботливым по отношению к ее детям и нежным по отношению к ней самой. Насмешливое «Марьванна» как-то незаметно сменилось серьезным «Маша». А уж когда он в первый раз обратился к ней: «Машенька», она растаяла и разве что лужицей не растеклась у его ног. Сто лет она ни для кого не была «Машенькой». Пожалуй, с тех пор, как умер ее папа. А так иногда хотелось ответить лаской на ласку, побыть просто счастливой, без оглядки на жизненные обстоятельства. Ведь она обычная женщина, почему же ей нельзя урвать для себя хоть немножко женского счастья? Всем можно, а ей нельзя? Почему, почему…
Маша тихонько раскачивалась в гамаке и все думала, думала о Юре и о своей влюбленности. И сама не заметила, как задремала. Снилось ей что-то очень приятное: солнечные лучи, щекочущие ее лицо, душистые цветы сирени и свежий весенний ветерок. Какие-то мимолетные обрывки давно забытого счастья, которые приходили к ней только во сне…
— Машенька, — тихо шепнул ей на ухо знакомый голос, и легкое, почти невесомое дыхание скользнуло по ее щеке.
Она глубоко вздохнула и затрепетала, не открывая глаз.
— Юрочка… Я сплю?
— Спишь, конечно. И я тебе снюсь. Не нужно просыпаться, маленькая.
Она улыбнулась, повернула голову на звук его голоса и послушно затихла.
Еле ощутимые пальцы пробежали по лицу Маши и осторожно дотронулись до ее губ. Погладили их. Маша опять улыбнулась.
— Щекотно, — тихо призналась она.
— Не открывай глаза.
— Не буду. Не хочу просыпаться.
Короткий смешок.
— Девочка моя… Откуда ты такая взялась на мою голову…
Маша невольно затаила дыхание. Она давно забыла, каково это — когда чужие губы пробуют твои на вкус нежно-нежно. И внутри как будто разливается вязкое тепло, обволакивающее все внутренние органы и заставляющее сердце биться о грудную клетку с отчаянным упоением.
— Любишь ведь, Машенька?
— Люблю…
И все, в омут без раздумий. Потому что ну сколько же можно, она же не железная, она из плоти и крови, она обычная женщина. Она так устала искать в стихах ответы на свои бесконечные «почему» и утешаться чужими красивыми словами, потому что никто не придумал для нее ее собственных…
И уже нет смысла притворяться, что спишь, потому что Юрий запустил сильные руки в ее волосы, крепко прижал ее затылок к себе и начал целовать жадно и глубоко. И она всхлипнула, перехватывая воздух между поцелуями, и сама потянулась к нему, чтобы ближе, чтобы сильнее, чтобы вообще без возврата…
— Маша, что с Ванькой?!
Ее как холодной водой окатили. Она вскочила как сумасшедшая, дико заоглядывалась и схватила малыша. Он горел лихорадкой и хрипел — тяжко, натужно.
— К-к-кажется, он без сознания! — Маша запаниковала, бестолково заметалась по тропинке, не зная, куда бежать. Споткнулась, чуть не упала, но Юрий ее подхватил. Почти насильно вырвал Ваньку. Заговорил четко и отрывисто.
— Маша, бегом
