Бобры добры - Галина Валентиновна Чередий
— Удачливый засранец! — прорычал брат, зыркнув на мою уделанную морду через плечо Оксаны. — Помоги!
И опять все происходило само, так слаженно, будто мы вытворяли такое непотребство тысячи раз. Он приподнял еще содрогающуюся девушку, я подхватил, удерживая, целуя ее грудь, ключицы, шею и давая ему секунды на расчехлиться и на этот раз успеть-таки раскатать по стволу резинку, а потом смотрел-смотрел крупным, бл*дь, планом самую заводящую за мою жизнь порнуху, где член моего брата проникает в женщину. Ту самую, в которую и я хочу так, что подыхаю прямо.
Я, теперь я веду себя как последний изврат, едва не утыкаясь рожей между ног женщине, которую имеет мой брат! Я ловлю их общий сворачивающий мозги аромат. Я чуть не глохну от смачно-пошлейших и ох*енно-восхитительных влажных звуков. Внезапное осознание этого подорвало меня на ноги, отрезвляя. Но только на считанные мгновения.
Оксана со стоном подняла свои веки, найдя меня совершенно пьяным взглядом, и опять потянулась своими тонкими пальцами, коснувшись теперь моего стояка, выпершего в штанах.
— Ле-е-кс! — выдохнула она и подалась вперед, вынуждая Лёху замереть под ней. — Пожалуйста!
А я… я рванул ремень и молнию, подступая ближе. Пох*й на все. Изврат, так изврат. Сейчас!
Глава 17
Алексей
— Возьми-возьми-возьми, Ксюх-Ксюх! — взмолился с пересохшим горлом я, замирая в моменте и так уже охрененного кайфа, но и в предвкушении того, что он может стать просто фантастическим. Абсолютным.
Как только произойдет то самое, что после нашего первого раза то и дело вспыхивало в моих уже безнадежно поломанных мозгах. Картинка, как наша мороженка принимает между своих нежных губок член Лекса, когда я между ее ног, глубоко внутри. Или наоборот, плевать, главное, что вместе. Грязнейшая, порочнейшая фантазия, от которой меня остро-сладко прошибало каждый раз от макушки до кончиков пальцев. Реально так, а совсем не воображаемо дергало, пробирая разрядом сладкой изморози, прогоняя ураганом по телу и сознанию восхитительную волну. Мы втроем. Втроем по-настоящему.
Я уже и так чуть не чокнулся от радости, когда упертый в свое гребаное «остаться должен только один» брат-сука-бессмертный-горец внезапно не стал пытаться выдирать Ксюху из моего захвата, а заставил ее кончить прямо так — сидя на мне, выстанывая в мой рот свое наслаждение, сотворенное им. Пох мне, отчего он сорвался после всех своих заумных разговоров и установок для верного поведения по пути, это просто стало происходить, и я участвую всеми конечностями. Он — на коленях перед ней, согнувшийся как в долбаном поклонении богине и только свирепо-голодный взгляд снизу вверх выдает бушующую в нем похоть, близнеца моей, я — удерживаю ее доступной и открытой для его ласки, ловя и впитывая ее отклик, как пористый камень воду.
Чудом не кончил вместе с девушкой, ерзающей и содрогающейся поверх моего стояка. Чудом дотерпел возможности попасть в нее. Чудом вспомнил о защите. Но главным чудом показалось то, что брат не уперся, не психанул или же опять не решил потребовать ее первым. Нет, на этот раз он действовал в унисон со мной, как самый идеальный в мире соучастник, какими мы и были всю жизнь, и это почудилось истинным волшебством. Почему — пофиг мне стало, мне нужно было в нее, остальное — провались в ад. Только сунулся в жару и тесноту — и потерялся, сжала меня опять так убийственно сладко в себе Ксюха, и я почти ослеп. Даже не видел, что Лекс подорвался, потому весь стал нервом, который в ней, и смотреть мог только на нее. Смотреть, как она плывет, течет по мне, блуждая одурманенным взглядом и подставляя снова и снова свои дрожащие губы под мои, выдыхая тихие стоны, пока я толкаюсь снизу до предела, стремясь влезть в нее чуть ли не целиком да там и остаться.
А Ксюха вдруг застонала по-настоящему жалобно и отстранилась, меняя угол моего проникновения и потянувшись к брату с умоляющим «Ле-е-екс! Пожалуйста!»
И вот тогда и настал момент, когда вслед за ней взмолился уже я. Сначала только мысленно и чрезвычайно матерно прося дурака Лекса не поломать сейчас все, не оборвать такой охеренный эротический танец, включиться в него. Ведь, мазнув по его мрачной, еще блестевшей от женской влаги роже коротким взглядом, понял: он опять позволил мозгам своим с комплексами врубиться. Но оказалось, куда там его мозгам и зажимам против просящего взгляда нашей девочки. И одного ее легкого касания к его стояку через джинсы хватило. Подорвался мигом в клочья, морду перекосило, рванул ширинку так, что вряд ли там что уцелело для дальнейшей носки. И только его член выпрыгнул и качнулся перед лицом Ксюхи, я уже смолчать не мог. Заныл, как самая конченая попрошайка, умоляя девушку взять его. А как тут не взвыть, когда ты в миллиметре от воплощения своей вдруг невесть как приобретенной, но как будто сроду в разуме и гнездившейся, самой грязнейшей, самой возносящей фантазии.
— Возьми-возьми его, девочка моя сладкая! — прохрипел снова, отдавая себе отчет совершенно четко: я прошу свою женщину взять в рот член моего брата. Так и есть. Этого я и хочу. Нет, не просто хочу… я реально сдохну, если она… — О-ох, бля-а-а!
Вышел долгий, чуть не предсмертный хрип у нас с братом в унисон. Губы Ксюхи коснулись его мокрой головки, а в пояснице под ней выгнуло меня, будто это меня она и одарила.
— Еще, малыш, еще, — выдавил, задыхаясь, переживая новую волну сладкого сжатия ее внутренних мышц.
Это же о*еть просто можно что такое! Я могу кончить вот так, я уже почти кончил, не двигаясь совсем, только глядя на то, как она принимает брата, и ощущая, как выдаивает меня беспощадно внутри. Она правда настолько кайфует от минета? От одного предвкушения его в ней стало еще горячее, влажнее, теснее, хотя и так куда уже больше.
Ксюха нежно обхватила член Лекса губами, и меня опять всего мотнуло под хриплый стон брата. Я знаю, представляю, каждым оголенным нервом чую, что он чувствует. Как его обволакивает обжигающей теснотой, как язык скользит по уздечке, дразня ее, а от этого спазмами жмет мошонку, заставляя ту съеживаться, и простреливает промежность импульсами-предвкушениями. Как прохладный воздух добавляет остроты, как только она выпускает член изо рта, и бедра, ягодицы становятся словно камень от желания толкнуться обратно. П*здец что такое происходит. Чувствовать и за себя, и за него… Не делить, а умножать… *бнуться безвозвратно можно!
И тут Ксюха вытворила нечто вообще запредельное. Нашла на
