Кафе «Поющий енот» - Евгения Георгиевна Перова
– Ты решил утопиться в дожде? Оригинально.
Я поднял голову – надо мной возвышался какой-то человек, державший в руках огромный черный зонт – я таких и не видывал.
– Вставай, – сказал он, протянув мне руку.
Я поднялся и только сейчас почувствовал, как замерз.
– Пошли? – спросил он, отпустив мою руку.
– Куда?
– Надо тебя согреть. Пока ты сам не превратился в дождь.
Мы неспешно двинулись, вышли из сквера и свернули в один из переулков.
– Я тут недалеко живу. Вышел погулять.
– Погулять?! В такую непогоду? – Я наконец осознал, что льет как из ведра.
– Понимаешь, какая история: если ты заводишь зонт, его надо обязательно выгуливать в дождь. Иначе он заскучает.
– Заскучает? Зонт?
– Ну да. В солнечную погоду он впадает в спячку, а в дождливую начинает беспокоиться, и лучшее средство – вывести его погулять.
«Странный тип! – подумал я. – Странный, но интересный. И неопасный, это чувствуется…»
– Я кажусь тебе странным? – спросил незнакомец, словно прочитав мои мысли.
– Немного.
– Это потому, что я Иван, – объяснил он.
– Ну вот, теперь все понятно, – невольно рассмеялся я.
– Я рад, что ты понял. Назови свое имя.
– Анджей.
– О! Анджей! Надежда, нежность… жалость… сожаления… еще что-то, надо подумать. Проходи.
Ведя этот странный разговор, мы поднялись на второй этаж старого дома, Иван открыл дверь. Я вошел.
– Мне кажется, тебе следует принять горячий душ. Зонт тоже так думает.
– Хорошо.
Иван выдал мне огромное желтое полотенце и не менее огромный синий халат: он был гораздо выше меня ростом. И крупней. Стоя под горячими струями воды, я хмыкал и качал головой: куда это меня занесло? И чем все это закончится?! Когда я пришел на кухню, где Иван успел накрыть на стол, он сразу же спросил:
– Чай или кофе?
– Чай, пожалуйста. И… если есть… немного коньяка.
– И лимон.
– Да, спасибо.
– Так и знал, что ты выберешь чай.
– Почему?
– Ну, это очевидно.
– А что бы выбрал ты?
– Какао.
– О! Интересно. Неужели еще кто-то пьет какао?
– Я пью.
– А можно мне тоже какао?
Иван хмыкнул и поставил передо мной глиняную кружку с какао и чашку из тонкого фарфора с чаем, где плавал кусочек лимона.
– На здоровье.
Он сел напротив и, прихлебывая какао из своей кружки, внимательно меня разглядывал. А я его. Он был светлым – не то седые, не то белокурые волосы, серо-голубые глаза, белесые брови и ресницы, бледная кожа. Решительно невозможно было понять, сколько Ивану лет: то он казался юнцом, то хорошо сохранившимся стариком.
– Если бы ты был временем дня, то каким? – внезапно спросил он, и я, не успев подумать, ответил:
– Вечер.
Иван кивнул.
– А ты… утро? – догадался я. Он снова кивнул, потом нараспев прочел:
Утро всегда обещает.
После долготерпения дня
Вечер грустит и прощает…
Помолчал и добавил:
Мало чем может помочь
Ночь.
– Так и знал! – воскликнул я. – Ты же поэт, правда?
– Поэт – это Пушкин. Или Мандельштам. Бродский. А я просто погулять вышел.
– С зонтом!
– С зонтом.
Мы оба рассмеялись, и мне неожиданно стало так легко, словно напротив меня сидел Теодор. Или Иоланда.
– Иван, а чем ты занимаешься? – спросил я.
– Живу.
– Это понятно! Но…
– Думаешь, ты понял? А ведь большинство людей вовсе и не живет. Они идут по жизни, словно по неизведанной территории, которую надо завоевать. А жизнь нельзя завоевать. Ее надо пропустить через себя. Раствориться в ней. Знаешь, древние полинезийцы, кажется, говорили, что люди бывают живые, мертвые и плывущие по океану. Вот я из плывущих.
– Все-таки ты поэт. Я-то хотел спросить, чем ты зарабатываешь на жизнь! Если не секрет.
– Ремонтом зонтов.
– Да ладно!
– Правда. Не только зонтов, конечно. Часы, веера, лорнеты. Я могу починить любую старинную вещицу.
– А! Так ты реставратор?
– Можно и так сказать.
– Интересно!
– Наверно.
Он вздохнул и спросил:
– Скажи, пожалуйста, что ты предпочтешь: переночевать здесь или отправиться домой? Если последнее, я вызову тебе такси.
– Лучше вызвать такси.
– Хорошо, тогда я поищу какую-нибудь одежду для тебя. Все мое будет тебе, конечно, велико, но что делать.
Да, все было катастрофически велико, так что выглядел я как какой-нибудь бомж. Правда, очень чистенький. Еще счастье, что размер ноги у нас оказался одинаковым.
– Спасибо, – сказал я.
– Да не за что.
– Ты натурально спас меня.
Мы стояли на крыльце, ожидая такси. Дождь уже перестал.
– Мы увидимся еще? – спросил я.
– Конечно. Ты должен вернуть мне кроссовки. Они совершенно новые. Одежду можешь выбросить.
– Вот еще! Все верну в целости и сохранности.
– Вот моя визитка. Позвони.
– Еще раз спасибо!
Повинуясь неожиданному порыву, я обнял Ивана, быстро сбежал по ступенькам и запрыгнул в подъехавшее такси. Дома я первым делом изучил визитку: «Мастер Иван. Новая жизнь старых вещей» – было написано на ней. И телефон. «Мастер Иван» – интересно, это на самом деле его фамилия или прозвище? Или просто констатация факта: я – мастер. Очень интересно.
Постепенно я завершил все свои дела, дописал картину, покрыл ее лаком и вставил в раму. Потом тщательно упаковал и отправил Ромеро – на адрес выставочного зала. Больше мы с ним не виделись никогда – он умер спустя полгода после нашей встречи. Я узнал об этом из новостей.
С Иваном мы встретились еще несколько раз – он очень меня интересовал, даже интриговал. Удивительный человек. И так вовремя мне встретился! Иван словно заменил Теодора… Нет, не так! Заменить Теодора невозможно, эта рана не заживет никогда. А Иван оказался пластырем на рану. Пластырь с бальзамом. Я так и не узнал, сколько ему лет, есть ли семья и что он пережил, прежде чем стать таким, каков он сейчас. Рядом с ним мне было очень спокойно, и, уходя, я уносил это спокойствие с собой, словно драгоценный подарок. А при расставании Иван подарил мне маленький овальный медальон на цепочке. Вернее, дал выбрать из нескольких. Внутри оказалась тонкая свернутая бумажка, на которой бисерным почерком было написано: «Ты не можешь изменить этот мир, но ты можешь стать причиной того, что этот мир меняется». Я прочел, изумился, потом прочел еще раз…
– Кажется, я понял.
– Вот и хорошо, – улыбнулся Иван.
– А у меня нет для тебя подарка!
– Это не страшно. Знаешь такого актера – Робина Уильямса?
– Да, конечно! Снимался в комедиях!
– Он однажды сказал: «Не знаю, какую ценность я представляю в этой Вселенной, но я точно знаю, что сделал некоторых людей счастливее, чем они были бы без меня. И пока я это знаю,
