Мой (не)сносный сосед (СИ) - Гранд Алекса

– Лежать! – резкая команда набатом ударяется в барабанные перепонки, и я распластываюсь по полу раньше, чем мозг начинает соображать. Удерживаю на весу Аленкину картошку с колой и, приподняв подбородок, понимаю, что дошел до кондиции «убивать». Потому что обстановка в моей квартире царит мирная, никто никого арестовывать не собирается, а высокие крепкие парни радостно потягивают чай из больших кружек и в немереных количествах поглощают мамины пирожки с печенкой.

– Ну, ты и козел, Лось, – смачно выплевываю в лицо широкоплечему амбалу и, поднявшись, передаю Кнопке пакет с ее вредными вкусняхами.

– Соблазн был слишком велик, – разводит руками довольный, как слон, Лосев и машет перед моим носом пузатой бутылью отменного коньяка. – Довлатов тебе извинения передал.

– С чего вдруг?

– Ну, так Катька призналась, что не ты отец ее ребенка…

Бойцы особого назначения оглашают стройным гоготом мою просторную кухню, кажущуюся сейчас тесной, мама удивленно ойкает и роняет пустую миску на ламинат, а Аленка виновато прикусывает нижнюю губу и переключается на спасительный Макдональдс, с удвоенным усердием обмакивая ломтик фри в сырный соус. Ну, а я победоносно ухмыляюсь и нагло забираю у Лося стакан с кофе.

– Говорил же, здесь обошлось без моего участия.

Глава 28

Алена

— Тебе надо направить энергию в другое русло. Вот как

насчёт танцев? Ты хочешь научиться танцевать?

— Я хотел бы станцевать... на могилах своих врагов!

(с) м/ф «Рик и Морти».

– Будет обижать – звони, – проведя ладонью по кудрявящимся светло-русым волосам, лукаво подмигивает мне амбал-Лосев и пытается вложить в ладонь клочок неизвестно откуда выдранной бумаги с впопыхах накарябанным номером телефона. Правда, подобная попытка вызывает у задвигающего меня за спину Филатова крайнее недовольство.

– Ты берега-то не путай, Валера. Без твоего участия разберемся, – в один миг показная вальяжность слетает с Ванькиного лица, и сосед превращается из расслабленного шутника-балагура в пещерного человека, готового огреть конкурента дубиной по голове.

А я исподтишка наблюдаю за этим ярким проявлением инстинкта собственника и чувствую, как в груди зреет большой пушистый ком тепла. Неприкрытая мужская ревность бальзамом проливается на мою самооценку и заставляет думать, что Ивану я небезразлична настолько, чтобы он заявил об этом всему миру вообще и одному нагловатому омоновцу в частности. И мне до одури хочется верить, что присутствие Агаты Павловны в коридоре и наш с Филатовым договор здесь больше не причем.

– Спасибо, но мы, и правда, как-нибудь сами, – я обвиваю руками Ванькину талию и утыкаюсь носом в его свитер, пропахший неповторимым древесным ароматом и все той же свежестью.

И от этого сочетания воспоминания о случившемся ночью яркой кометой врываются в мозг и рисуют счастливую улыбку на моих губах. Хочется петь, хоть природа и обделила меня вокальными данными, танцевать что-то невесомое и воздушное и делиться с окружающими переполняющей меня радостью. А еще хочется разгладить залегшую посередине Ванькиного лба складочку, что я и делаю, развернув все еще злящегося соседа к себе.

С громким щелчком закрывается входная дверь, но я не слышу шума, намертво приклеившись влюбленным взглядом к мужественным чертам некогда раздражавшего меня лица. Забываю дышать, когда сильные ладони ложатся мне на спину чуть ниже лопаток и провоцируют самый настоящий пожар. И, уж тем более, испытываю искреннюю благодарность к тактичной Агате Павловне, исчезающей в глубине квартиры, когда губы Филатова накрывают мои.

Потому что жадный собственнический поцелуй, которым меня награждают, доламывает хлипкие остатки хоть какой-то морали и вынуждает зарыться пальцами в темные волнистые волосы и теснее прижаться к каменному мускулистому телу. И я категорически отказываюсь страдать даже микроскопическими муками совести, предоставляя Ваньке возможность принять всю ответственность на себя. В конце концов, кто здесь мужчина?

Иван, к слову сказать, возложенные на него ожидания оправдывает полностью, утаскивая меня в спальню и подпирая выход массивным креслом, дабы избежать повторения неловкой ситуации. И мы очень стараемся не шуметь, но с треском проваливаем эту затею, спасибо скрипящей пружинами кровати. Так что я глубоко выдыхаю и наивно надеюсь, что «Отчаянные домохозяйки» в гостиной кричат достаточно громко, чтобы заглушить нас с соседом.

А наутро мы снова просыпаем, благополучно игнорируя деликатный стук в дверь, и мне приходится носиться по комнате взбесившейся неуклюжей ланью. Одной ногой я залезаю в узкие темно-синие джинсы, второй наступаю на чудом не треснувший телефон и воздаю короткую молитву пожалевшим меня Богам. Потому что третье бронестекло за последний месяц – это определенно перебор.

Отточенным движением я рисую стрелки на веке, только что побив поставленный Зориной рекорд, и собираю волосы в пучок, опасаясь, что из-за влажности буду выглядеть как нечесаный лохматый лев. Запихиваю свои счастливые кроссовки на дно рюкзака, туда же кидаю толстовку и рассчитываю на то, что в городе не будет пробок. В противном случае Шанская изойдет пеной и обрушит на мою бедовую голову сотню проклятий за опоздание, которого я точно не могу себе позволить в день концерта.

– Я отвезу.

Утонув в суете и сосредоточившись на поиске шпилек и невидимок, я упускаю из виду Филатова, который успевает собраться быстрее меня и теперь стоит обутый в прихожей и вертит на пальце ключи от Ямахи. И я готова расцеловать своего соседа и задушить его в пламенных объятьях, если он домчит меня в универ в срок.

Подъездная аллея встречает нас парочкой заядлых курильщиков, стойко сносящих порывы ветра, чуть не сбивающего с ног, и я даже завидую такой приверженности пагубным привычкам. Я бы на месте съежившихся и стучащих зубами парней давно затушила сигарету и торопилась бы в теплый холл, перепрыгивая через две ступени, чтобы скорее добраться до кофейного аппарата.

– Васильева-а-а! – вернувшись к суровой действительности, я быстро стекаю с Ванькиного байка и лечу к сцепившей руки в замок Кольцовой, наверняка успевшей проклясть тот день, когда мы с ней познакомились в клубе.

– Да здесь я, здесь, не ворчи, – поравнявшись с Ангелиной, миную турникет, широко улыбаясь охраннику, и  попутно выслушиваю пылкую тираду о моей безответственности и вечных опозданиях.

И, невинно хлопая не тронутыми тушью ресницами, останавливаюсь у чуда современной техники, меланхолично опускаю в прорезь несколько монет и терпеливо жду, пока машина выдаст мне стаканчик пусть и растворимого, но вполне годного к употреблению капучино с романтичным названием «ванильное небо».

– Васька, ты непрошибаемая, уверенная в собственной безнаказанности наглая зараза!

– Сочту за комплимент, – я ловко подцепляю двумя пальцами пластиковую емкость и, насладившись сладковатым ароматом, делаю большой глоток волшебного напитка, следуя за продолжающей меня распекать подругой.

Так я и захожу в переполненную людьми каморку за сценой, шутливо переругиваясь с куратором и нахально цедя необходимый для нормального функционирования моего еще сонного организма кофе. Протискиваюсь в самый дальний угол и плюхаюсь на крутящийся стул перед зеркалом, игнорируя вопли девицы в одном чулке о том, что предмет мебели занят.

И, пока я умелыми движениями наношу яркий макияж, ко мне вальяжно подплывает Шанская и протягивает необъятных размеров костюм, больше напоминающий четырехместную туристическую палатку с тамбуром, нежели элегантное голубое платье с запахом. Отчего я чувствую себя Анастасией из одноименного мультфильма и глупо таращусь на мерцающую блестками ткань.

– Я это не надену, – досадливо хмыкаю и откладываю в сторону кисти для теней, прощаясь со свободным посещением и отчетливо понимая, что я скорее запутаюсь в этом наряде, чем нормально исполню свою партию.