Интро Канарейки (СИ) - Задорожня Виктория
Он достает смартфон из заднего кармана, а я, все так же неподвижно наблюдая за прошлым хозяином, ложу ладонь поверх его руки, показав этим жестом " Не стоит"… Поворачиваюсь к нему, и, непривычно холодным тоном говорю фразу, не принадлежащую восемнадцатилетней девушке, больше всего ценящей жизнь…
— Я не хочу, чтобы он жил…
Никита мягко обхватил мои холодные пальцы, поднес к своим губам, нежно коснулся руки поцелуем, и отпустил… Резким движением достал из-за спины пистолет, направил дуло в лицо подонка, осознавшего слишком поздно, во что ему обойдется такая вольность речи, и чуть не успел нажать на курок. Только, я снова вмешалась. Схватила ствол, крепко сжала, и уверенно посмотрела в небесно-голубые глаза, не отвернувшиеся от моих самых темных желаний…
В последний миг я осознала, что этот грех должен быть не его.
— Это сделаю я.
Господин широко распахнул глаза, удивленный, сбитый с толку неожиданной для нас двоих просьбой. И мгновение думал отказаться, но решимость в моём горящем взгляде, кажется, заставила его не просто сдаться. Протянутый мне пистолет стал, возможно, единственным разом в жизни, когда могучий Зверь подчинился силе слабой птички…
Последним, что увидел в жизни Валерий Николаевич, увидел ясно, отчётливо, потому как смотрел во все глаза, стала его безродная, без колебаний спустившая пулю. Лёгким нажимом на курок, с невинной девочки, живущей в мире грез, я превратилась в ту, кого совсем недавно презирала…
Его Имя
Канарейка
Мне не жаль… Мне совершенно не жаль ублюдка… Его жалкое существование не должно тяготить этот мир! Так почему дрожат руки? Почему ствол, ещё тёплый после недавнего выстрела, или от температуры моего собственного тела, так противно отдаёт смертью? Я сама этого хотела… Но, выронив оружие на пол, обхватила лицо руками, и истошно взвыла… Возможно, от того, что я, прежняя, миролюбивая, только-что погибла вместе с ним…
— Тише, девочка… — большие, сильные ладони Господина гладили меня по голове, плечам, утешая, словно дитя. Я, распахнув влажные глаза, открыто на него посмотрела. Всматриваясь в небесные глаза, ловя в них блики света, которого мне так не хватает в этой пропахшей кровью тьме… В них нет призрения, упрёка, ненависти… В них многогранное тепло…мягкое, щадящее, согревающее раненую душу. Глаза единственного человека, которого хочу сейчас ощущать рядом с собой. И я бросаюсь к нему в объятья, сжимаю твердое мужское тело, утопаю в любимом запахе. Спасаюсь в нем от самой себя…
— Зачем тебе это было нужно? Я понимаю… Ты не для этого создана… Мои руки и так измазаны кровью, и я бы радо взял его смерть на себя…
Подняла на него мутный взгляд, отрываясь от таких необходимых касаний…
— Нет! Я все сделала правильно… И не жалею, что именно мне пришлось спустить курок! Просто… — снова по лицу хлынули слёзы, и, скрывая их, я прикрыла лицо руками… — Сама не знаю, почему здесь — указала пальцами на сердце — Так больно!
— И опять уткнулась в его крепкую грудь, растирая по брендовой черной рубашке Господина избыток солёной влаги.
— Думаю, нам стоит покинуть это место…
Вышли из подвала в светлый коридор, ведущий к гостиной, и я принялась хаотично, глубоко глотать воздух, которого там, в пропахших кровью стенах, мне слишком недоставало… Силы внезапно оставили разомлевшее тело, звон в ушах мешал воспринимать реальность, и лишь с размытых силуэтов и отголосков невнятных звуков наблюдала, как Никита просил своих ребят "убраться". Вынести мусор, груду мяса и костей, которым ублюдок и был, в самом деле, но почему-то от этих слов не становилось легче… Легче стало, когда сон, подобравшийся к моей опустошенной оболочке, всё же взял своё, и любимые теплые руки подхватили уставшее тело, потерявшее равновесие, в свою уютную, бережную, безопасную колыбель…
Аккуратно, чтобы не спугнуть краткий миг покоя, он нес меня в свою постель, в свою спальню, по которой я, не смотря ни на что, так отчаянно скучала… Я ощущала это сквозь пелену бессознательности, одним восприятием, и невольно отходила от саднящей душевной боли…
Мягкий поцелуй в висок, нежное касание тыльной стороной ладони к щеке, и сладкий, как крепленое вино, шепот…
— Отдыхай, малышка…
Чувствую, что он поднимается с кровати, его тепло покидает меня, оставляя за собою озноб и одинокую тоску, и уходит… Рефлекторно хватаю руку, которой миг назад Никита гладил мою кожу, крепко, насколько могу в полудрёме, сжимаю её, и умоляюще смотрю в глаза удивленного мужчины…
— Останься!
Одного слова, нелепой просьбы достаточно, чтобы взгляд Господина стал неподдельно счастливым, и он остался со мной, а я ощутила невероятное облегчение. Мне необходимо, до боли, безумия нужно его присутствие! Сама прижимаюсь, сама глажу щетину на таком красивом лице, сама смотрю в глаза… Приподнимаюсь, чтобы сократить расстояние между нами, и касаюсь его губ робким, еле ощутимым поцелуем… Именно этот поцелуй стал ключом к клетке, сковавшей зверя!
С самой глубины души, на чувственную кожу, срывается дикий рык, и меня подчиняет себе человек, изголодавшийся по ласке не меньше, чем я сама… Его проворный, настойчивый язык требовательно заполняет собою чуть приоткрытый ротик, изучая его, подстраивая под себя, окуная неопытную девочку в поочерёдно перетекающие волны взаимного наслаждения.
— Я хочу тебя девочка, слишком сильно! Надеюсь, ты осознавала это, когда твои сладкие губы меня касались?
Тихий, страстный шепот на грани одержимости опалил жаром лицо, и Никита надавил большим пальцем на нижнюю губу, а затем снова вторгся безудержным, жёстким, животным поцелуем, покоряя меня, подчиняя. Дышу часто, рывками, громко… Наше дыхание сплетается, перерастает в стон… Сильные, властные ладони опускаются вниз, сначала касаются нежно, мягко, постепенно набирая темп. Затем с напором, почти до боли, желанной, горько-сладкой, сминают чувственные изгибы. Я отдаюсь этим ласкам, сгорая в них, возношусь так далеко от земли, что суровая реальность остаётся за гранью осязания. Ощущая реакцию податливого тела, мужчина запустил руки под кофту, погладил налитую грудь, задел через кружева вздернутые возбужденные соски, и словил мой невольный, гортанный крик. Я таю, наслаждаюсь, отдаюсь во власть умелых рук, задыхаюсь от мучительных ласк. Внизу живота тугой узел разнёс по каждой клеточке тела пульсирующие разряды, и я импульсивно сжала ноги, желая заглушить почти болезненную истому жаждущей ласки киски. Но мой невольный жест восприняли иначе, резким рывком широко разводя бёдра.
— Нет, Малышка, даже не рассчитывай! Сегодня ты будешь моей!
Объяснять, что я совсем не собиралась отказываться, не потребовалось. Моё тело сделало это за меня, отвечая волнительный дрожью, разрядами тока, на жесткое трение его ладони о мой набухший, пульсирующий клитор… Ткань брюк мешает! Мне нужно ощущать его открыто, без преград, чувствуя влажной плотью тепло его руки и шершавость кожи… Я готова молить об этом, но меня опережают… Сегодня Господин не хочет быть нежным! Сегодня он- адский Цербер, жаждущий отыметь женское тело… И потому, он сжимает плотную материю, и раздирает ее, открывая вид мокрых от влаги моего желания трусиков. Одной ладонью сдвигает шелк белья, второй- держит не способную на движение, дрожащую ногу, широко отведенной. Разводит половые губы, накрывает очаг нервных окончаний всей рукой, и быстро, слишком быстро, но невесомо, теребит его, разнося по телу неудержимые импульсы… Я кричу, надрывно, срывая голос за каждым касанием, меня трясет, разрывает, возносит и возвращает обратно от этой безумной пытки… Дойдя до грани, пытаюсь сдвинуть бедра. Но, нет! Он не позволяет! Возвращает их в прежнее положение, не прекращая ласку, продолжая моё граничащее с болью удовольствие.
Когда бессильно упала на кровать, Никита не позволил отдышаться. Развернул меня к себе спиной, поставил на колени, прижался твёрдыми мышцами груди к моим влажным от выступившей испарины лопаткам. Одной ладонью сжал крепко руки, фиксируя их, не разрешая вырваться. Слышу, как скользит молния. Чувствую, как твердый, налитый член упирается в моё молящее о ласке лоно. Намотав на кулак копну хаотично разметавшихся волос, с силой потянул на себя. Почти саднящей, но такой волнительной хваткой. Затылок лег ему на ключицы, гибкая шея выгнулась, по ней прошелся щекочущий холодок, повторяя плавные изгибы, вторя рваному темпу моего дыхания. Он вошёл в меня, на всю длину… Быстро, жёстко, по-собственнически, заполняя меня собою, ни для чего, ни для кого не оставляя места. Сбивчивые частые стоны сплелись в один, молящий, непрерывный. Толчки глубокие, сильные… Стенки узкой дырочки, сокращаясь от трения, обвивают его большой член, и я улетаю, раз за разом, мысленно называя мужчину по имени…
