Елена Лобанова - Из жизни читательницы
— А ты б ее сама пихнула, — предложила я.
— Хотела! Верите — хотела?! — закричала Римка.
Мы дружно закивали.
— Профессия проклятая… воспитание… как ядро, к ноге привязанное… А между прочим, в прошлом году мне еще совали на улице рекламу туши! — яростно сверкнула она глазами. — Такая девчонка… как ее? Промоутер!
— Да зачем тебе тушь? Ресничищи — во… — пожала плечами Людасик. — Да ты вроде бы ею и не пользуешься?
— Из принципа купила! — гордо объявила Римус, все-таки постепенно успокаиваясь и принимаясь за чай.
— Все мы тут дамы неопределенного возраста, — примирительно заключила я. — Жертвы народного образования.
— Ну уж! Не очень-то ты похожа на жертву, — вскользь заметила Людасик, — особенно последние дни!
Повисла новая пауза.
Римка подняла голову и уставилась на меня во все глаза. И уронила ложку.
— Марыся… точно! — тихо завопила она. — Ты что это?! Людка, смотри на нее! Тридцать лет, не больше! Марыська! Колись, ну?! Что у тебя? Кто?
— Новая работа у меня, вот кто! У-хо-жу! — пропела я. — Не завтра, конечно… Но, в общем, меня уже пригласили! В интересный, молодой, творческий коллектив с преобладанием мужчин! Не ожидали?!. А между прочим, тебе, бабушка Римус, сейчас по выражению лица — четырнадцать, не больше! Скажи, Людка?
И мы с Людмилой опять расхохотались.
Особнячок был самый заурядный — низенький, кирпичный, с крохотным крылечком и серой железной дверью.
И тем не менее именно здесь располагался могущественный спонсор журнала. И сегодня мы несли ему рукопись первого номера.
Настроение у всех было торжественно-нервозное.
Почти всю дорогу шли молча. Холодно и отъединенно ото всех, без единого слова шествовали под руку Жора и Томик. Я заметила, что Томик ступает чуть впереди, ненавязчиво направляя своего рослого и представительного спутника. Возможно, она лучше знала дорогу?
Чизбургер с Компотом (они же Федор с Сергеем), опустив подбородки в поднятые воротники — поссорились, что ли? — вышагивали на расстоянии друг от друга: Компот впереди, Чизбургер сзади, почти наступая мне на пятки. Почему раньше они представлялись мне похожими? Компот был бледный веснушчатый благообразный толстячок. Чизбургер принадлежал, по-видимому, к семейству нескладных вечных подростков.
Славик яростно курил на ходу. Выражения его лица нельзя было определить. Полы длинного пальто разлетались. Безмолвно семенили в обнимку Лиза с юным поэтом. И даже Метелкина непривычно примолкла, рожки ее шапки уныло обвисли. Она опоздала и, догнав нас уже на середине пути, запыхавшись, пробормотала невразумительно: «Ой, я никак раньше… отработки… практическая…» И это были ее единственные слова за всю дорогу.
У меня чесался язык брякнуть что-нибудь насчет молчанки, вообще хоть как-нибудь разрядить обстановку, но мешал Валерий. Он шел рядом — молча, как и все, — но время от времени бросал на меня странный взгляд. Примерно так смотрят выпускники школы на семиклассниц — этак томно-насмешливо, с сознанием собственного могущества и мужской неотразимости. Взгляд этот меня раздражал и заставлял краснеть от досады.
Все опять складывалось как-то неправильно. Кем, интересно, он себя уже вообразил? Роковым соблазнителем? Мужчиной моей жизни? И на каком, интересно, основании?!
Литература — это одно.
Жизнь — совершенно другое.
К тому же я абсолютно ничего о нем не знала. Женат он или холост? Отсутствие кольца на пальце — небрежность, или развод, или, может быть, гражданский брак? Сегодня он был в кожаной куртке и добротных темно-серых брюках. Неужто не женская рука так тщательно утюжила эту стрелку? Я отводила глаза, но взгляд натыкался на сверкающие (впрочем, оно и понятно — к большому человеку собрались!) новенькие ботинки. В довершение всего от него веяло приличным одеколоном.
Пару раз я пыталась отстать, заговорить с Метелкиной. Но та смотрела замороженно-испуганным взглядом. Валерий косился через плечо, слегка улыбаясь. Воспоминание о поцелуе вспыхивало в памяти так, что казалось, все видят это. Я опять краснела, как девчонка. Нет, просто как идиотка!
Метров за тридцать до заветной двери Жора остановился и коротким жестом подозвал всех. Черты его лица за дорогу обострились, а кожа посерела. В глазах играли темные огни.
— Это мой третий журнал, — сообщил он ломким голосом. — Два первых зарезали из-за разных… короче, не важно.
После этого он замолчал, словно забыл продолжение речи. Вынул из кармана сигаретную пачку, из нее — сигарету, помял ее в пальцах, в недоумении поднес к лицу и сунул назад в карман вместе с пачкой. И только после этого вспомнил, что собирался сказать.
— Главное сейчас что? Главное не забывать: у каждого начальника свои тараканы в голове. Сколько я их встречал — у каждого собственной породы! Не знаю, может, где-то они нормальные люди, а у себя в кабинетах… В общем, приготовьтесь ко всему. Этого я увижу первый раз, договаривались через знакомых… — Рука его снова потянулась было в карман, но он пересилил ее, вернул на место и продолжил: — Дальше все непредсказуемо. Может взять рукопись молча. Может начать рассказывать о Багамах. Или как в детстве читал «Муму». Может листать номер и издеваться над каждой строчкой…
Наставления давались ему нелегко. Он опять остановился и издал странный звук, словно подавился. Еще раз обвел всех горящими глазами. И вдруг закричал:
— Короче, всем стоять смирно! Никому ни слова поперек! Предложит кофе — спасибо. Пошлет подальше — до свидания. Начнет нести пургу о литературных течениях — терпеть и слушать. И никому не лезть в разговор, ясно? Говорю только я. Метелкина, тебе ясно?! — буквально прорычал он.
Метелкина вздернула тоненькие бровки. Глаза ее широко раскрылись и наполнились слезами.
Томик утешающе сжала ее руку.
— Ничему не удивляться, — продолжал Жора уже спокойнее. — Дверью не хлопать, это всегда успеем. Все равно до регистрации еще жить да жить… если вообще, блин… Но на всякий случай уточним состав редколлегии: я редактор, Валерка — зам. Томка художник. Марина корректор. Так?
Все молча закивали — я, кажется, усерднее всех. (Меня очаровывало само это слово! Корректор. Корректировка. Корректный…)
— Остальные — авторы, — подытожил он. — Все равно даже двух ставок не дадут, нечего и мечтать… Просто для убедительности. Их надо в чем-нибудь убедить… ну там, что мы не больные люди, не графоманы. А всякие там отделы прозы, поэзии, гонорары — все в будущем… хм… если очень-очень повезет… Что еще? Ну, вроде все. Двинулись!
Но Томик еще задержала его, быстро перекрестила и поцеловала.
