Вишневая - Линн Берг
— Ну, а что такого? Ты его знаешь, он тебя тоже. И он согласился тебе помочь, — без особой застенчивости пожала плечами мать. — Я все ему объяснила.
— Да я бы и сама могла, я бы… могла… зачем все это? — проглатывая воздух вместе с раздражением, Есеня начала захлебываться гневом. — Ну вот зачем, мам?
Уши и щеки запылали так, что стало жарко. Взрывная волна негодования разошлась по комнате и неосторожно задела Елену Владимировну. Не той реакции она ждала от дочери и не такие слова хотела бы услышать в ответ на протянутую руку. Есеня прекрасно понимала, что она ждала благодарностей, но выдавить из себя то, чего в ее запасах не было, она не могла. Ей будто объявили интервенцию и ждали за это искреннего и чистосердечного «спасибо».
— Ну что ты сама? Что сама? — внутри матери с тихим рокотом словно заводился старый мотор. — Не стала бы ты сама ничего делать. Досидела бы до отчисления. Я что же совсем тебя не знаю, по-твоему?
Мотор кряхтел, пыхтел и злобно побрякивал и, если бы Есеня позволила себе продолжить препирательства, непременно не выдержал бы и взорвался. Так всегда происходило, стоило попытаться вставить хоть слово поперек матери. Потому Сеня приняла мудрое решение поднять белый флаг и отступиться. Она с тихим вдохом уселась обратно за стол и подперла голову козырьком сложенных рук, чтобы мама не видела, как в раздражении закатываются ее глаза.
— Хорошо, — примирительно сквозь зубы процедила она, — схожу я к твоему Миронову.
— Сегодня же, — в довесок отсыпала мать.
Губы стянуло в плотную нить. Если от ядовитой смеси стыда, раздражения и гнева можно было расплавиться, то на месте Есени давно осталось бы дурно пахнущее, злобно побулькивающее пятно. С доводами матери спорить было бесполезно. На все Есенины «нет» всегда находилось свое каверзное «да». Быть может характером она и пошла в мать, но переспорить женщину, умудренную опытом куда более богатым, чем был у нее, приравнивалось к попытке пересечь Марс пешком и без скафандра.
Стрелка настенных часов медленно поползла к половине восьмого, за окном растекался медленно и лениво рассвет, играя бликами на сырых капотах машин, отмирающих желтых листьях и пораженных ржавчиной качелях во дворе. Через полтора часа начинались первые пары. Отсчет до встречи с Мироновым был запущен.
* * *
Четверг по всем законам жанра тянулся мучительно медленно и монотонно. Сонная и меланхоличная атмосфера на парах заставляла беспрестанно зевать и терять концентрацию внимания на каждой паузе лектора. В ответ на вопросы руки никто не тянул, диалоги особо не развивались, а атмосфера в коллективе сохранялась тоскливая и подавленная вплоть до начала последней пары.
Есения стратегически выжидала до победного конца: медленно собирала с парты вещи, медленно покидала аудиторию, еще медленнее плелась по улице в сторону манежа. Делалось это из банального страха, что Миронов в разговоре с матерью просто проявлял любезность, но слово свое держать не собирался.
— Спасибо, что почтила своим присутствием наш скромный зал, Вишневецкая, — Даня обратился к ней из-за плеча, намеренно не поворачивая голову, — аж второй раз за неделю.
— Мать рассказала о вашем разговоре, — спрятав взгляд себе под ноги, лишь бы не смотреть ему прямо в лицо, неловко промямлила она.
Кишки медленно связывались морским узлом. Мозг словно не желал осознавать того факта, что ей придется упрашивать Миронова позаниматься с ней, ведь в противном случае мать дома разразится такой бурей, что лучше бы ей не возвращаться в квартиру вовсе. По закрытым трассам вен растекалась жгучая смесь стыда, злобы и бессилия.
Воспринимать адекватно и с уважением человека, которого до этого косвенно знала не один год, у нее получалось с трудом. Она на подсознательном уровне помнила, что Миронов всегда был оторвой с завышенной самооценкой, который умел когда-то садиться на поперечный шпагат, клеить без зазрения совести всех носителей лифчика и делать ковач с тройным винтом. Изменился ли он за последние годы?
Есеня своей фразой смогла привлечь его внимание. Он обернул к ней профиль, медленно покосился на ссутуленные плечи, а затем, сподобившись, продемонстрировал и анфас. Она тщетно старалась не стушеваться под изучающим взором его глаз, нервно перебирая в руках уголок клетчатой рубашки. Слова с трудом сползали с языка:
— Как я могу закрыть хвосты за год?
Лицо предательски зацвело бурным румянцем. Своим блеянием она смогла вызывать только легкую усмешку на его губах. Проклятье! Не хватало только стать посмешищем в его глазах. Более униженной и уязвленной, чем сейчас, Есеня не ощущала себя давненько. И чем дольше тянулась минорная нота, тем отчетливее зудело на подкорке желание просто развернуться и уйти. Опять.
— Ну надо же! Умница Вишневецкая и с хвостом по физре. Два семестра и не вылетела? Удивительное дело!
Разумеется, издевки и сарказм. Кажется, по другому сценарию их общение никогда и не работало. В ее положении стоило бы посыпать голову пеплом и покорно молчать, хоть высказаться хотелось о многом. Гордость ее ахиллесова пята и проглатывать ее рядом с Мироновым становилось чрезвычайно трудно.
— Так как я могу закрыть хвосты, — с нажимом повторила Есеня, выдавив с ядом, — Даниил Александрович?
— Если б я знал… Тебе столько нужно наверстать, а отчисление уже в октябре.
По его лицу расползлась гадкая улыбка, которая так и просилась, чтобы ее стерли кулаком. Еще одна горькая порция гордости была проглочена. Есеня терпеливо ждала, когда он сполна насытится своей новоприобретенной властью и сподобится дать ей внятный ответ. Миронов, словно понимая это, отвлекся на группку студентов, притаившуюся у стены, заставил тех выполнять отжимания, раздал ценные комментарии по поводу техники, да и в целом делал все возможное, чтобы продлить мучительное ожидание. Когда мысли Вишневецкой начали медленно формироваться в план по стратегическому отступлению из зала, Даня, наконец, снисходительно выдал:
— В начале октября пройдут соревнования по легкой атлетике между университетами. Займешь хотя бы подиум и я, так уж и быть, поставлю зачет.
Соревнования? Подиум? Легче было откупиться, чем выполнить эти условия. Есеня с сомнением покосилась на него:
— Может, лучше деньгами?
— Ты за кого меня держишь, Вишневая?
— Разве сборную на соревнования готовит не Владимир Семенович Зубков?
— Тебя буду готовить я. Вопросы?
Он закапывал ее без лопаты и земли. Знал ведь, что она