Джеки Коллинз - Бестия. Том 2
— И к Марабель Блю, — как бы между прочим добавила Олимпия.
Лаки крутнулась на каблуках и впилась в подругу взглядом.
— Ты давно это знаешь?
Та зевнула и потянулась.
— Порядочно. Я хотела, чтобы ты сама рассказала. Господи! Почему у меня отец — какой-то занудный миллионер, а не знаменитый преступник?
— Мне запретили кому-нибудь говорить.
Олимпия фыркнула.
— С каких это пор тебя останавливают подобные вещи? Запретили — ах, ах! Обхохочешься!
Лаки не могла не почувствовать облегчение. Наконец-то хоть кто-то знает, кто она такая. Ей всегда хотелось поделиться с Олимпией, но Джино вынудил ее дать торжественное обещание.
— Я так мечтаю с ним познакомиться! До сих пор я только видела фотографии в газетах. Должно быть, он поистине продувная бестия!
— Бестия? — Лаки покатилась со смеху. Такое определение не очень-то вязалось с человеком, который всю жизнь обнимал, целовал и всячески баловал ее. Конечно, с годами они отдалились друг от друга, но вряд ли ее отца можно назвать бестией.
— Скажи, — не отставала Олимпия, — он и вправду убивал людей?
— Понятия не имею. Не думаю. Все, что о нем пишут, сильно преувеличено, он сам мне говорил. Наверное, у него такая репутация, потому что…
Слова повисли в воздухе. В самом деле, почему? Как она может быть уверена? Джино — ее отец, она его обожает. Или ненавидит — смотря по обстоятельствам. В газетах его называют Джино-Таран Сантанджело. Кто же он на самом деле? Этого она не знала. И не желала знать.
Или все-таки желала? Кто знает. Возможно, со временем… Только «возможно»…
* * *Помолвка с Марабель Блю стала его глупейшей ошибкой. Эта женщина оказалась шлюшкой с суицидальными наклонностями, которой нужно было постоянно находиться в центре внимания. Джино не понимал, как это он так попался. Жалко ее стало, что ли? Шесть месяцев совместной жизни не внесли ясности в этот вопрос. Теперь ему хотелось одного: чтобы она как можно скорее убралась из его жизни. Свадьба не сходила у нее с языка. В конце концов это стало невыносимо.
Лишив Марабель покровительства Питера Ричмонда, Джино словно сдернул с нее одеяло, под которым она чувствовала себя в тепле и безопасности. Теперь она нуждалась в другом Питере Ричмонде. Ей нужно было знать, что она прекрасна, желанна и что, трахаясь с ней, государственный деятель ставит на карту свое будущее. Джино влекло к ней, но он ничем не рисковал. Неожиданное предательство Питера Ричмонда явилось для Марабель страшным ударом, от которого она никак не могла оправиться. Ярчайшая звезда мирового экрана слегла в постель и сутками напролет ревела, как обиженное дитя.
Джино каждый день звонил, расспрашивал ее горничную и выслушивал отговорки: мисс Блю простудилась… у нее мигрень… разболелись зубы…
Студию трясло. Капризная звезда психанула в самый разгар съемок, каждый день простоя оборачивался многотысячными убытками. Через четыре дня к ней отправилась делегация, состоящая из врачей и адвокатов.
На другой день мисс Блю приступила к работе — бледная, изможденная — и тут же поругалась с режиссером. После обеда она покинула съемочную площадку, к шести часам вечера сильно превысила дозу снотворного и была доставлена в больницу, где ей успели своевременно промыть желудок.
Эта новость застала Джино в Лас-Вегасе. Он немедленно прилетел в Лос-Анджелес и с ходу рванул в больницу.
Марабель показалась ему двенадцатилетней девочкой — со взъерошенными волосами и заплаканными голубыми глазами, по коже шли пятна.
— Ты что, свихнулась? — ласково спросил Джино.
Она разрыдалась.
— Прости. Мне ни в чем не везет, ни в чем!
— Эй, детка, хочешь, обручимся? — выпалил он не подумав. А когда подумал, то решил, что это неплохая идея. Джино Сантанджело и Марабель Блю. Все мужское население Америки лопнет от зависти.
Марабель пришла в восторг. Правда, имелось небольшое препятствие: она все еще была замужем за отставным каскадером, поддержавшим ее на заре кинематографической карьеры.
— Подумаешь, — бодро заверил Джино. — Быстренько оформим развод в Тихуане. А ты пока переезжай ко мне.
Через несколько недель она поселилась в его резиденции на Бель Эр.
Джино не потребовалось много времени, чтобы понять свою ошибку. Съемки с грехом пополам были закончены, и наступил долгий перерыв в ожидании следующей роли. Марабель проводила все дни в постели: смотрела телевизор, проглатывала киножурналы и обжиралась. Марабель Блю — фантастической кинозвезде, секс-символу — лень было даже причесаться.
Джино не верил своим глазам.
— Ты что, не собираешься вставать?
Она кротко улыбнулась.
— Наверное, встану.
Но потом находились отговорки, чтобы, как последний лодырь, продолжать валяться в постели. К вечеру комната пропитывалась запахами апельсинов, маринованного лука и самой Марабель — она никогда не мылась.
Джино стало противно. Но как от нее избавиться? Это же не обыкновенная женщина, а звезда с мировым именем, с целым штатом бухгалтеров, агентов, менеджеров — не говоря уже о всех прочих: режиссерах, продюсерах, прихлебателях и фанах.
Изредка случалось, что ее заставляли встать, потратить два часа на макияж, повязать голову шарфом, чтобы не было видно темных корней волос, и принять ванну: не может же она ехать на примерку костюма, воняя, как последний бродяга.
Как он мог так оплошать?
Джино послал за Костой.
— Забери ее из моего дома — сколько бы это ни стоило. Я уезжаю в Нью-Йорк, а ты попробуй объяснить ей, что все кончено.
Конечно, ему следовало самому сказать ей об этом, но Боже мой! Это было все равно что иметь дело с умственно отсталым ребенком. Недавно он уже затеял такой разговор. У нее задрожала нижняя губка, глаза наполнились слезами.
— Разве тебе со мной плохо? А, малыш? — Не успел он ее остановить, как она соскочила с постели, сбросила с себя ночную рубашку, раскрыла объятия и просюсюкала: — Трахни меня, малыш, это сделает тебя счастливым!
Нет уж, лучше он трахнется с дохлой кошкой. Трахнуть ее? Неужели недостаточно того, что приходится ее нюхать?
После отъезда Джино Коста явился в дом и объяснил, чего от нее ожидают. Марабель восприняла новость довольно безучастно, даже ни разу не оторвала глаз от экрана телевизора.
В тот же вечер она вскрыла себе вены и только по счастливой случайности осталась в живых. Горничная обнаружила ее в чем мать родила на полу ванной комнаты и немедленно вызвала Косту, которому стоило немалых трудов предотвратить огласку.
Пришлось Джино срочно лететь в Лос-Анджелес. Он был взбешен и чувствовал себя загнанным в угол.
