Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева
— Конечно, нет! — она подходит ближе, пытается взять мои руки. — Но последнее время ты такая напряженная, уставшая. Может, тебе показалось...
— Показалось? — вырываюсь из её рук. — Мне показались интимные сообщения? Показались счета за подарки, которые я никогда не получала? Показалась квартира на два миллиона?
— Тише, — шипит она, снова оглядываясь наверх. — Дети услышат.
— Дети и так все знают! — говорю я, не сдерживаясь. — Павел водил их к своей любовнице! Заставлял хранить секреты! Покупал их подарками и развлечениями, а потом рассказывал, какая мама плохая — всегда на работе, всегда уставшая!
Мама бледнеет, медленно опускается обратно на диван.
— Этого не может быть, — говорит она тихо. — Павел не мог... он же любит детей.
— Любит. По-своему. Но это не мешает ему использовать их как оружие против меня.
Долгая пауза. Мама смотрит в пол, и я вижу, как в её голове борются два образа — Павла-зятя, которого она знала тринадцать лет, и Павла-абьюзера, о котором я рассказываю.
— Покажи, — говорит она наконец. — Покажи эти... доказательства.
Сажусь рядом, открываю папку с документами. Сначала — скриншоты переписки. Мама читает молча, и с каждым сообщением её лицо становится все бледнее. Особенно болезненно она реагирует на слова Павла о том, что я «слишком занята пациентами, чтобы замечать что-то вокруг».
Потом — банковские выписки. Счета из ресторанов, которые я никогда не видела. Платежи ювелирному магазину. Перевод денег за квартиру.
— Господи, — шепчет мама, когда я заканчиваю показ. — Лена, я... я не знала.
— Никто не знал, — говорю я. — Павел умеет играть роль идеального мужа на публике. Проблема в том, что эта роль — именно что игра.
— Но почему он мне звонил? Зачем рассказывал, что ты... неадекватная?
— Потому что готовится к войне, — объясняю я. — Ему нужны союзники. Люди, которые поверят, что проблема во мне, а не в нем. Свидетели, которые в суде скажут, что я неуравновешенная мать.
Мама вздрагивает:
— Суд?
— Развод будет не мирным. Он уже начал прятать активы, настраивать против меня родственников, коллег. Распускать слухи о моем психическом здоровье.
— Но дети...
— Именно поэтому я борюсь. Чтобы защитить их от его манипуляций.
Мама молчит долго, переваривая информацию. Потом неожиданно встает, подходит ко мне, обнимает.
— Прости меня, — говорит она, и в её голосе слёзы. — Прости, что поверила ему, а не тебе.
Обнимаю её в ответ, чувствуя огромное облегчение. Наконец-то. Наконец-то кто-то из близких людей поверил мне, а не Павлу.
— Все в порядке, мам. Главное, что теперь ты знаешь правду.
— Что мне делать? — спрашивает она, отстраняясь. — Как я могу помочь?
— Просто поддерживай меня. И если он ещё раз позвонит тебе с жалобами на мою «неадекватность», скажи, что обсудила со мной ситуацию и все поняла.
— Обязательно, — кивает она. — А может, мне стоит самой поговорить с ним? Сказать, что знаю о его... о той женщине?
— Ни в коем случае! — быстро говорю я. — Это только навредит. Он поймет, что я показала тебе доказательства, и станет осторожнее. Пусть думает, что его план сработал.
Мама кивает, хотя вижу — ей хочется немедленно высказать зятю все, что она о нем думает.
— Знаешь, — говорит она задумчиво, — я всегда чувствовала, что с Павлом что-то не так. Слишком он... правильный. Слишком обаятельный с чужими людьми. Но думала, это просто особенности характера.
— Почему никогда не говорила?
— А что я могла сказать? «Дочка, твой муж слишком успешный и красивый»? — она грустно улыбается. — Ты была счастлива. По крайней мере, выглядела счастливой.
Была ли я счастлива? Или просто играла роль счастливой жены, как Павел играл роль идеального мужа? Иногда трудно отличить настоящие чувства от тех, которые, как нам кажется, мы должны испытывать.
— Мам, а ты останешься на ночь? — спрашиваю я. — Завтра суббота, можем с детьми провести день вместе. Им будет приятно.
— Конечно, — она гладит меня по волосам, как в детстве. — И знаешь что? Завтра пойдем к нотариусу. Оформим на тебя дарственную на мою квартиру. Если этот... если Павел попытается оставить тебя без крыши над головой, у тебя будет запасной вариант.
От её слов на глаза наворачиваются слёзы. Мамина двухкомнатная квартира в старом районе — не дворец, но это крыша над головой. И главное — это поддержка, конкретная, материальная поддержка, а не просто слова сочувствия.
— Спасибо, — говорю я, обнимая её. — За все.
— Это тебе спасибо, — отвечает она. — За то, что открыла мне глаза. За то, что не озлобилась на меня, когда я пришла с обвинениями.
Мы поднимаемся наверх. Устраиваю маму в гостевой комнате, приношу свежее белье, полотенца. Когда выхожу в коридор, вижу тонкую полоску света из-под двери Ники. Она не спит.
Тихонько стучу. Слышу шорох, потом:
— Войди.
Ника сидит в кровати с планшетом, но экран погашен — значит, не читала, а прислушивалась к нашему разговору с мамой.
— Привет, — говорю я, присаживаясь на край кровати. — Не спится?
— Слышала, как приехала бабушка, — признается она. — А потом вы долго разговаривали внизу. Громко.
— Прости, если разбудили.
— Не разбудили. Я не спала, — она откладывает планшет, смотрит на меня серьёзно. — Мам, бабушка поверила папе? Что ты... больная?
Моя проницательная девочка. Конечно, она все поняла.
— Сначала да, — отвечаю честно. — Но потом я показала ей доказательства, и она все поняла.
— Значит, папа звонил не только бабушке?
— Вероятно, нет.
Ника хмурится, и на её лице — взрослое понимание ситуации.
— Он пытается всех настроить против тебя. Чтобы если дело дойдет до суда, все сказали, что ты плохая мать.
— Да, — подтверждаю я. — Примерно так.
— Но у нас же есть доказательства! — возмущается она. — И я буду свидетельствовать! Расскажу, как он врал про "тетю Веронику", как заставлял нас молчать!
— Ника, — беру её за руки, — я очень ценю твою поддержку. Но ты ребёнок. Твоя задача — учиться,
