Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
Дверной звонок пугает неожиданностью.
Вздрагиваю и несколько секунд хмурюсь.
Не хочу его видеть, зря пришел.
Но когда трель повторяется, нехотя плетусь в коридор
— Чего тебе? — с усталым безразличием впускаю парня.
Барс огладывает мое одеяние не по сезону, но никак не комментирует. Молча снимает обувь и мрачно шагает к ванной. Наблюдаю, как моет руки. Чистюля сахарная.
— Передумал бросать тебя на произвол судьбы, чекануш.
Вот так заявление.
— В смысле, передумал, — не выражаю никакой заинтересованности, — а как же мои страдашки? Я уже меланхоличный плейлист подготовила, чтобы официально принять свою участь.
— Послушаем вместе.
— Ты поплачешь со мной?
Короткий закрытый взгляд, полный напряжения, и Таривердиев нагло обходит меня, вваливаясь в спальню. Меньше всего сейчас я нуждаюсь в разговорах с ним, поэтому захожу следом и включаю ноутбук. Через минуту помещение затапливает тонким голоском «Максим», вещающим:
— Я так привыкла жить одним тобой, одним тобой…
Я воспроизвела рандомную композицию, выданную поисковиком на запрос «грустные песни».
Стоим с Барсом и смотрим друг на друга без тени улыбки, хотя ситуация безбожно дурацкая. Я так манифестирую о своем намерении всё же остаться одной, а он — игнорирует это намерение и неподвижно слушает весь первый куплет. Весь! Терпеливый гад!
А потом неожиданно срывается с места и дергает меня за руку, заставляя приблизиться к себе. Кладет мои ладони на свои плечи, а сам осторожно перемещается мне на талию. Причем, в рамках приличия.
И мы начинаем медленно кружиться. Очень-очень медленно.
Я деревенею и позволяю эти манипуляции, чувствуя себя крохотной балериной в шкатулке, заводимой ключиком.
Поверить не могу — мы танцуем?!
Кто из нас более крезанутый?
Жгучие, жгучие глаза напротив. Что в них изменилось?
— Вот теперь ты меня пугаешь. По-настоящему, — шепчу, выбитая из колеи.
— С тобой не сравнюсь, поверь. В шоке от тебя, химера. У меня мозг буксует от твоих выступлений.
— Ты очень много обзываешься.
— Не совсем. Констатирую факты по случаю.
— О, надо же. Теперь не буду переживать, что я чучундра. Это не агрессивно окрашенная кличка, всего лишь факт по случаю.
— Ну, я тоже в твоей интерпретации получаю не лучшие звания. Пушистый, блохастый, бубенчатый… продолжать?
Мотаю головой и вздыхаю.
Отстраняюсь, не дожидаясь окончания песни, выключаю ноутбук и сажусь на ковер, как до прихода Барса.
С каждым словом в диалоге из меня будто душу вынимают порционно. Я не просто устала, я сломалась.
Вот бы он понял, что ему лучше уйти. Сил спорить нет.
Но не судьба.
— Почему ты одна? — присаживается рядом и зеркалит мою позу, сгибая ноги в коленях и откидываясь на бортик кровати.
Оба смотрим в окно на только-только зарождающийся рассвет. Яркие градиентные цвета на пару секунд отвлекают меня от собеседника.
— Кети у жениха, я же говорила.
— А твоя семья? Как они отпускают сюда? Чем ты объясняешь ночные выгулы?
— Ночные выгулы, — фыркаю. — Как будто я по дискотекам шляюсь.
— Технически — почти. Так что?
— Родители Кети ученые-археологи, три четверти года их не бывает в городе. Раньше с ней жила бабушка, но полгода назад уехала к себе в село. Родные справедливо решили, что Кети с наступлением совершеннолетия стала достаточно взрослой для самостоятельной жизни.
— Завидуешь?
Не знаю, как так выходит, но его беззлобное ехидство заставляет меня рассмеяться:
— А то.
— Значит, ты ночуешь половину недели у подружки, и это оправдывается тем, что ей страшно в одиночестве?
— Слишком примитивно мыслишь, Барсик, — поддеваю, устраивая голову на согнутых коленях. Терять мне больше нечего, поэтому отвечаю честно, надеясь, что после утоления информационной жажды гость уйдет. — Мы с Кети примерно год занимаемся английским с одной американской преподавательницей, немного владеющей русским. Из-за разницы во времени это всегда происходит ближе к ночи. Дома я мешаю бабушке с дедушкой громкими разговорами. Как-то плавно мы пришли к тому, что я ночую у Кети в урочные дни, да и вместе веселее грызть гранит науки. Вообще, знаешь, Кети — моя единственная блажь по жизни. То есть, блажь, которую мне позволяли. Мы с ней похожи, наверное, поэтому и притянулись. Обе воспитываемся старшим поколением, а не родителями.
Барс хмыкает. Напоминая невзначай, что тоже из этой лиги.
— Я знаю, что ты спросишь сейчас. А как же занятия, если я работаю. Кети включается одна, я потом нагоняю по материалам.
— Зачем тебе эта работа?..
Самая нижняя полоса горизонта становится светлее. На часах — половина седьмого. Я сижу с парнем, с которым переспала несколько часов назад под влиянием очень странных обстоятельств и делюсь своими секретами.
Не, я всё-таки чеканутая, он прав.
— У тебя никогда не было ощущения, что твои родные будто целенаправленно мешают тебе жить? Воплощают свои амбиции через тебя же. Перекрывают кислород, загоняют в рамки? А там та-а-ак тесно, Боже, та-а-ак тесно…
Молчит.
Слегка оборачиваюсь, ловлю серьезный тяжелый взгляд.
Ха. В яблочко. Конечно, он чувствует всё то же. Одна лига, черт возьми.
Вновь отворачиваюсь к окну.
— Я мечтала стать послом. Начиталась книг о великих женщинах, когда была подростком. Меня впечатлила история Дианы Абгар[1]. Дедушка даже слушать не стал. Бухгалтерия — единственная дорога в светлое будущее. И производство пленки — доступная планка. Какая Москва? Какие международные отношения?..
— Ты копишь на учебу в Москве?
— Да. Открытый бунт мне не по карману, я не могу вылететь из дома и попасть в столицу босоногой.
— Значит, твой дед — тиран?
— Сам ты тиран, — бурчу деловито. — Мой дедушка просто очень сильно зациклен на мне, не хочет отпускать никуда. Я его единственное продолжение. Всё это понятно, но далеко не нормально. Я решила не спорить с ним, подготовиться финансово и обрубить хвост одним ударом. Дедуля простит позже, я знаю. Когда осознает, что я задыхаюсь здесь. Как в клетке запертая.
— Я не догоняю, почему ты тогда хотела отказаться от свадьбы? — в голосе Барса прорезается искреннее замешательство. — Это был идеальный шанс.
— Да потому что не было речи о том, что я после свадьбы живу с тобой.
— В смысле?
— У дедушки идея-фикс: не отпускать меня от себя. Патологическая боязнь потерять. После стольких несчастий в семье он болезненно реагирует на расставания даже маленьким сроком. Однажды в школе мы ездили в Архыз на три дня, так мой телефон разрывался от его звонков. Словно обязательно случится что-то плохое, если не проконтролирует. Твой хитрый дед знал об этом пунктике с самого начала и уверял моего, что главное — сыграть свадьбу, а там дальше… два года твоей ординатуры пройдут быстро. И я успею доучиться. Ты вернешься, заживем рядом с ними.
