Мои - Мария Зайцева
— Еще какие-то вопросы? — поднимает бровь Аня, затем демонстративно смотрит на часы, — у нас планы на вечер, если у вас все…
— До свидания, — обиженно и недовольно поджимает губки репетиторша.
Причем, адресует свою “досвиданьку” не Ане, а лишь мне.
И взгляд тоже исключительно мне — влажный, непонимающий, реснички хлопают. Много кто повелся бы, да…
Но мне похрен.
И тот, кто ее отправил сюда, явно не в курсе этого. Или в курсе, но решил, что прокатит.
Наблюдаю, как репетиторша, аккуратно повиливая задом, так, чтоб это не выглядело нарочито приглашением, а чисто моторика такая, идет к входной двери, открывает, выходит…
Закрывается дверь, и пару секунд мы с Аней смотрим в этом направлении.
Я — в размышлениях о том, что это только что было, и как бы мне прямо сейчас, минуя детей, утащить Аню в койку, потому что заведен до предела, а сама Аня…
Перевожу взгляд на нее и понимаю, что меня уже некоторое время пристально изучают.
Недобро так.
С прищуром.
Сложив руки на груди.
Интересно. И еще более заводяще.
Что дальше-то, Ань?
Что это вообще было?
— Что это вообще было, Тагир? — разрывает она молчаливое перемирие между нами.
Боевые действия, значит?
Очень хорошо.
Люблю их.
Глава 28
Не отвечаю, просто смотрю, как она подходит, ближе и ближе.
Потеряв осторожность в своем гневе, в ярости, нереально вкусной.
— Если ты планируешь… — Аня на мгновение запинается, видно, в голове формулируя слова, — что-то… То…
— Я всегда планирую “что-то”, — перебиваю я ее, стараясь делать голос как можно более спокойным и равнодушным. Знаю, что она терпеть меня такого не может, холодного и жесткого. Как-то, во время нашего небольшого перемирия, или даже скорее, смягчения некоторого напряжения, короче говоря, после очередного секса, Аня призналась, что тогда, при первой нашей встрече, ужасно зла была на мое равнодушие.
Это было как раз в тот день, когда она про сына пришла мне сообщать.
Наверно, жутко удивилась, что я не особо возбудился на возможного наследника.
Решила, что я — злобный зверюга, которому плевать на всех, кроме себя. Ну, в принципе, не так уж она была и не права.
Зверюга, еще какой…
Я ей потом, после ее откровенности, помнится, доказал это, в очередной раз завалив на простыни и заткнув слишком разговорчивый рот поцелуем. И даже не один раз доказал, да…
Вкусно получилось, до сих пор облизнуться тянет, когда вспоминаю.
А сейчас как будет?
То, что точно будет, я уверен.
И теперь только решить надо, как именно.
Мне нравится, когда она бешеная стервочка. И когда растерянная лапочка. И когда усталая тихоня. Короче, она мне всякая нравится. Главное, чтоб не равнодушная.
И вот эта ее новая ипостась — ревнующая собственница — очень даже сейчас заходит. И, чувствую, если все сложится, и нас никто не обломает, что тоже возможно, учитывая наличие обоих детей в доме, то эта ее аватарка неожиданная будет в топе предпочтений.
Какие мы с ней, все же, придурковатые извраты.
Не живется спокойно.
Ни мне, ни ей.
Мучаем друг друга, изводим… И вместе не получается, и врозь никак. Ей, может, и как, но… Но я не позволю, само собой.
Пока что я наслаждаюсь резко полыхнувшей яростью в светлых глазах, когда подтвердил что планирую… что-то.
С Аней прикольно разговаривать полутонами. Она, как истинная женщина, всегда все понимает по-своему.
И периодами это забавно.
— Тогда… Я хочу сказать, что надо для этого выбирать места, где тебя не будет видеть дочь! — начинает Аня, приходя в сознание и судорожно сжимая тонкие пальцы, словно обнимая саму себя, стремясь уберечься, закрыться. От меня.
— И сын? — хриплю я, сокращая еще больше расстояние между нами.
— И сын, — упрямо и горько поджимает она губы, вскидывает на меня взгляд и замирает.
Ну не получается у меня прятаться и долго ее троллить!
Кого-то другого — в легкую!
А вот ее…
Аня, замерев, читает в моих глазах глубоко запрятанную усмешку, раскрывает рот, осознавая, что я ее развел сейчас, буквально парой слов, и бледнеет от ярости.
— Ты… Ты… — Аня, наконец-то, замечает, насколько мы близко, расцепляет пальцы, упирается мне в грудь, стремясь отойти чуть-чуть, увеличить расстояние, но я реагирую быстрее.
Не для того подманивал, чтоб сейчас отпускать.
Обхватываю ее за талию одной рукой, подтаскиваю ближе.
Придерживаю ладонью за подбородок, не позволяя отвернуться. И с удовольствием окунаюсь в горячие обиженные озера глаз.
— Я, — тихо шепчу ей в губы, — всегда только я.
— Ты невозможен…
— Это точно.
— Я тебя ненавижу.
— Переживу.
— Сколько ты еще будешь меня мучить?
— Всю жизнь… — практически касаюсь ее губ и наслаждением ловлю теплое, уже возбужденное дыхание, — всю жизнь… Как и ты меня.
— Что ты делаешь, Тагир? — уже стонет она, практически обмякая в моих руках, — зачем ты так? Ну вот что это было?
— Где? — я настолько уже погружен в процесс, что на мгновение забываю про причину нашего разговора, репетиторшу.
— О-о-о… Ты невыносим… — Аня от возмущения снова чуть-чуть приходит в себя и даже дергается, пытаясь обозначить намерение выбраться из объятий. Естественно, не позволяю.
Все, что принадлежит мне, останется в моих руках навсегда.
Тут без вариантов, должна бы понять уже.
— Еще не привыкла?
— Никогда не привыкну…
— Ну, пошли тогда.
— Куда?
— Вырабатывать привычку.
— Не-е-ет… Дети…
— Когда это мешало?
— Ох, че-е-ерт…
— Не-е-ет, я — хуже.
Уже в комнате, на кровати, практически раздетая, Аня, на мгновение выплывая из морока будущего кайфа, дергается и сурово выдает:
— Но к вопросу о случившемся мы еще вернемся, Тагир!
— Обязательно, — я осматриваю ее, раскинувшуюся на покрывале, полуобнаженную, горячую и в то же время неуступчивую гордячку, резко дергаю молнию на джинсах, с удовольствием отмечая, как Аня, словно по команде, смотрит именно туда, куда мне хочется, как расширяются ее зрачки, сохнут измученные поцелуями губы, усмехаюсь довольно, — и не раз вернемся. Мне понравилось, Аня.
— Ах, ты…
— И это все тоже повторим, да.
Бывают, все же, и на моей улице перевернувшиеся внезапно грузовики с кайфом.
Надо же, а ведь ничего не предвещало…
Премию, что ли, этой репетиторше выписать…
Глава 29
— Подожди, то есть эта женщина… — Аня садится на кровати, резко, порывисто. Простынь падает, обнажая ее по грудь, и я жадно залипаю на внезапно открывшееся чудо. Сам от себя охреневаю, конечно, где-то там, в глубине души, где еще остался тот самый жесткий зверюга Хазар, которого никогда, вообще никогда не торкало
