Жена поневоле - Нинель Лав
28
Константин Александрович Федин был дотошным следователем и серьезно относился к своей работе, но взявшись за «частное» расследование дела Бурмистрова, времени на свои рабочие дела, находящиеся у него в производстве, почти не оставалось, и ему приходилось задерживаться допоздна на работе, хотя в роддоме он твердо обещал жене приходить с работы вовремя, не задерживаться, и гулять, и кормить, и даже гладить (чего он очень-очень не любил).
И ни одного из данных обещаний он, конечно же, как большинство мужчин, не выполнил: на работе не просто задерживался, а пропадал до поздней ночи, а соответственно не гулял, не кормил и не гладил — теща взяла это на себя и Антонина, полностью отдавая себя дочери, даже не замечала отсутствие мужа. Она, наконец, получила то, о чем мечтала столько лет и была счастлива.
А Федин был рад, что ребенок поглощает внимание жены и тещи полностью — к нему не предъявляли претензий, не заставляли ничего делать, и он с чистой совестью отдавался работе.
Цветочки, которые он рисовал, когда «думал» над делом, помогали ему включать зрительную память — держать в памяти всех фигурантов дела.
В центре «ромашки» чаще всего он писал имя жертвы, вокруг пририсовывал лепестки с фамилиями близких, домочадцев, друзей, свидетелей, коллег, знакомых, ища связь между жертвой и убийцей. Искал и находил — почти все дела он раскрывал.
Задача в «частном» расследовании была совсем другая — убийца был известен, а вот имя жертвы он выяснить никак не мог — расследование вел другой следователь и делиться информацией он не собирался, поэтому Федин «пошел другим путем»: в центре он написал ВЛБ и начал пририсовывать лепестки: жены бывшие и нынешняя, друзья, любовницы — близкий круг людей, которые были вхожи в дом и даже в постель.
Федин хорошо помнил совет Абрама Аароновича и был полностью согласен с ним: не так-то легко «достать» сперму конкретного мужчины…
От сердцевины с буквами между лепестками он начертил стрелку и написал вопрос «Узнать все про сперму: живая, замороженная, как хранилась — а лучше бы, где хранилась и кто имел доступ», потом появились другие вопросы: про любовниц, про бывших жен, когда они последний раз были в доме, зачем приезжали и были ли скандалы… От лепестков с именами и фамилиями (отчеты детективов ему очень пригодились) он чертил стрелочки, писал вопросы, выяснял мотивы, от всех кроме одного лепестка — с буковками КЧ. Конечно, он обдумал и версию заказа молодой жены, ведь от ареста Бурмистрова выигрывала только Кира Дмитриевна Чичерина: получила имущество, акции и еще Бог знает что, но, во-первых, она до последнего часа его свободы не знала, что он на ней женится и доверит ей управлять своим имуществом, а во-вторых, совершить такое с ребенком она просто не могла: слишком уж она впечатлительная и любвеобильная натура для такой жесткой подставы, даже не смотря на ее «железную» ручку и твердые жизненные принципы.
Федин вспомнил, как она, улыбаясь, стояла у машины, раскинув руки и подставив лицо заходящему солнцу, наслаждалась минуткой покоя и тишины, заботливо расставив на травке клетки со «зверьем», а он в это время подозревал ее в наезде на женщину, а потом в убийстве… а она за свои деньги похоронила эту никому не нужную женщину и ребенка…
Федин вздохнул и думать про ребенка не стал — совесть его была не чиста и думать об этом не хотелось.
К тому же Кира согласилась стать крестной матерью его с Антониной дочери — это была еще одна причина, по которой он не хотел «записывать» ее в подозреваемые.
Она помогла ему тогда — он поможет ей сейчас!
Федин над «ромашкой» нарисовал другой цветочек — в сердцевине стоял знак вопроса, а по краям, как крылышки, расположились два лепестка, в которых было написано «мать» и «отец» — были же у девочки родители и почему до сих пор она не объявлена в розыск. А может, объявлена? Надо проверить…
Вспомнился разговор с Кирой о ее сне, и Федин отыскал в кипе бумаг описание жертвы, перечитал и задумался. В призраки и потусторонние силы он, конечно, не верил, но была в этом совпадении какая-то загадка, которую ему необходимо было разгадать. Завтра он поговорит с экспертами и попытается заглянуть в отчеты….
Жаль, что Абрам Ааронович отказался защищать Кириного мужа — он официально получил бы все отчеты и результаты экспертиз.м
29
Центральный офис банка «Континент» находился в Центре в высоченном здании из стекла и бетона и занимал семь этажей. Охрана была серьезная, и в банк ее пропустили только по тому, что Стас из машины позвонил Лаврентию Павловичу, предупредил об их визите, и им заказали пропуска.
Охранник в форме проводил их к лифту, сдал с рук на руки лифтеру и, стараясь запомнить «подозрительную личность», назвал нужный этаж. Двери закрылись, и лифт повез их на пятый этаж.
— Привет, — поздоровался Станислав с очередным охранником, но уже в темном костюме с галстуком — только накаченное тело и серьезно-подозрительное выражение лица отличали его от служащего банка. — Мы к Лаврентию Палычу.
— Следуйте за мной.
Они прошли по длинному коридору юридического департамента, по обе стороны которого находилось много дверей, и вошли в последнюю, торцевую дверь, очень отличающуюся от остальных. Черная с золотыми буквами табличка на двери подчеркивала значимость человека, сидящего в этом кабинете — «Директор юридического департамента — Ленский Лаврентий Павлович» — было написано на ней красивым каллиграфическим почерком.
Ослепительно улыбнувшись, миловидная секретарша со знакомыми голубыми глазами майского неба пригласила их в просторную приемную и, попросив подождать, скрылась за другими дверями, таблички на которой уже не было.
Не успела Кира осмотреть приемную, как секретарша вышла.
— Проходите, пожалуйста, — пригласила она посетительницу, одной рукой придерживая перед ней дверь кабинета, другой поправляя выбившуюся из сложной прически светлую прядь волос.
Дверей было две — вторую дверь Кире пришлось открывать самой.
Войдя в большой кабинет, она остановилась — за ультрасовременным, прозрачным столом над бумагами склонился человек. Длинные пшеничные волосы падали ему на лицо, он нетерпеливо откидывал их и продолжал быстро писать на листе.
Что-то не так было в облике этого человека, но Кира не успела понять, что…
— Присаживайтесь, Кира Дмитриевна, — не глядя на нее, пригласил хозяин кабинета обволакивающим, бархатным голосом, и Кира почувствовала, как ее справедливая злость на этого человека растворяется в
