Конфетка для мажора - Аля Драгам
Открываю дверь и тут же попадаю ногой в глубокую лужу…
* * *
Лариса молча сидит в салоне и рассматривает свои руки. Наверное, нужно что-то сказать, но я не нахожу слов. Мы за вчерашний день перекинулись парой фраз и всё.
— Соболезную, — выталкиваю из себя банальность.
Нога в кроссовке неприятно хлюпает, и я подставляю её под горячий воздух, который поставил на максимум.
— Спасибо.
— Переживаешь?
Стоит спросить, понимаю, какую херню выдал. А всё потому, что нервничаю. Витёк осадил меня и убедил остаться в тачке, поднявшись сам. Сколько уже прошло? Пять минут? Больше? А они не спускаются.
— Нет.
— Нет? — Брови ползут вверх, а сам я разворачиваюсь корпусом, чтобы посмотреть на Шумкову.
— Точнее… — Девчонка глубоко вздыхает и снимает с носа очки. Долго трёт их, а я жду. — Всё очень сложно. Я бы не хотела об этом говорить, хорошо?
— Как хочешь, — пожимаю плечами. Да, я удивлен, но изначально из вежливости спросил.
— Ром, — голос девчонки звучит тихо, но я все-таки смотрю на нее в зеркало заднего вида, — не играй с Юлей, пожалуйста. Я знаю, что ты сделаешь по-своему, но если можешь прислушаться, не играй. Ей и так многое пришлось пережить.
И хоть Шумкова почти шепчет, я слышу каждое грёбаное слово из её короткой речи.
Играю? Я? Наверное, с пеленок я не был искренен так, как сейчас…
— Подожди, что ты сказала? Пережить?
Постепенно осмысливаю все слова и очень хочу получить ответ на вопрос, но из парадки показывается брат, а за ним, опустив голову вниз, медленно идет Юля.
Пожалуйста, сядь рядом… я помню, что ты меня отшила, но безумно хочу просто почувствовать твоё тепло…
И это ни хрена не игра. Это…
Витёк тянется к задней двери, открывает её и моё сердце ухает вниз. Юлька успевает проскочить под рукой Розина и занять место справа от Шумковой.
Глава 38
Юля
— Что ты делаешь?
Глядя на то, как я мелко кромсаю докторскую колбасу, хочется ответить, что меняю лампочки в санузле. Но я сдерживаю сарказм и улыбаюсь, в шутку ударяя по пальцам наглую руку.
— Скоро увидишь. Не лезь!
Ромка усмехается, но успевает ухватить несколько соломок, которые я ещё не покрошила.
— А скоро?
— Скоро, скоро. Минут десять.
Нетерпеливый. Ведёт себя, как ребенок, каждый раз, когда я что—нибудь готовлю. Правда, редко получается остаться, чтобы накормить своего парня. Приходится всё делать с запасом, так как у меня репетиции, работа… о которой он, к слову, ничего не знает. Я ограничилась коротким объяснением, взяв с него слово, что сам он узнавать не будет.
Да-да, моего парня. Сама в шоке до сих пор!
Всё решилось, когда мы вернулись от родных Лары. Её маме стало лучше, отец пришел в себя и наконец-то увидел дочь… А мы с Ромой тогда поговорили. Он сам попросил дать ему несколько минут, после которых пообещал принять любое моё решение.
— Прости, — тихо и хрипло. Так, словно до этого он кричал несколько часов подряд. — Я с самого начала вёл себя как последняя скотина. Ты мне понравилась. Ещё тогда. Хотелось на тебя смотреть, а ты вдруг выпустила колючки и начала отвечать.
— Ты…
— Дал повод, да. Я знаю, что виноват. И готов исправить. Каждый день готов исправлять, если ты позволишь?
— Я… — Мне всё ещё не хочется сдаваться. — Я подумаю.
Выныриваю из разговора, который произошёл полтора месяца назад. Улыбаюсь: думала и взвешивала «за» и «против». А он взял и решил за меня. За нас.
Однажды утром подъехал к общаге и украл меня на весь день. Показал мне Пушкин, Гатчину, Ломоносов. Голова кружилась от обилия красоты и информации. А он хохотал и… целовал… Постоянно целовал до тех пор, пока я не сдалась.
Уже зажглись фонари, а мы стояли на Горбатом мостике в Гатчине и самозабвенно целовались, проникая друг в друга… (прим.— —Немного визуалов в моей группе ВК).
— Юль, десять минут прошли. — Рома возникает вновь за спиной и чем-то гремит. Зная его «способности», сейчас меня ждет армагеддец.
И точно! Звуки рассыпавшихся столовых приборов, сдержанный мат и следом грохот посуды.
— Ромааааа! — Стону и разворачиваюсь, зажмурив один глаз. — Опять?
— Сорян! Походу, эта кухня признаёт только одну хозяйку.
Закатываю глаза и начинаю собирать, постоянно соприкасаясь с парнем пальцами. Иногда мне кажется, он делает это специально, чтобы отвлечь внимание на себя.
— Ещё раз и останешься на неделю голодным!
Моя угроза ничего не значит и мы оба это знаем. Ромке ничего не стоит заказать еду на дом или поужинать в любом ресторане города. Но он упорно не хочет есть то, что приготовлено не мной. Невкусно ему, видите ли.
— Всё, всё. Ушёл.
Правда разворачивается, но не уходит. Стоит и думает, а потом прижимается ко мне со спины. Замираю, потому что…
Потому что чувствую его…
Но… Я не готова пока перешагнуть последнюю черту и Рома это знает. Знает и обещал ждать, когда я решусь.
Однако попыток смутить или подтолкнуть не оставляет. Из-за этого я никогда не остаюсь у него на ночь. Хватило одной ночёвки: мои мозги настолько поплыли, что я чуть не ответила «да». Хорошо, что Ромку отвлёк звонок.
— Ром…
— Тшшш, я всё помню. Не прогоняй меня, ладно? Я соскучился.
И я… соскучилась! Очень! Поэтому быстро чмокаю его в губы и на реактивной скорости дорезаю заготовки для холодного борща. Забавляюсь, когда Рома видит готовое блюдо и с опаской его пробует.
— Офигеть! Это нереально вкусно!
— Я знаю, — киваю, наливая ему полную тарелку, — мы с мамой раньше часто делали. Она называла это блюдом летнего настроения.
Суп, конечно, призван поднимать это самое настроение, но я отворачиваюсь и нарочито тщательно начинаю протирать вымытые тарелки. Посудомойку гонять ради пары чашек не хочу, хоть Рома и ворчит. Но мне проще перемыть самой и расставить так, как ему удобно и чтобы не уронил на себя половину шкафчика.
Амурский доедает порцию и по традиции тянет меня на диван. Сегодня у меня свободный день, но много заданий по учёбе, которые игнорировать я не могу.
— Юль, — ведет носом по моей шее. — Мы почти два месяца вместе, а ты ничего о себе не рассказываешь. Я тут подумал, что ни разу не слышал от тебя про родителей или чтобы ты разговаривала с родственниками, кроме этой смешной девочки. Племяшки.
От крепких объятий и его нежности я теряю бдительность. А, может, просто хочу открыться, чтобы почувствовать Ромкино тепло… Не знаю, что именно мной движет, но я рвано выдыхаю и произношу:
— Моих родителей нет в живых. После их… После того, как их не стало, я некоторое время жила у тёти, а потом уехала в интернат.
Первые слова даются тяжело, но с каждым новым предложением я произношу их всё легче и легче.
Рассказываю про аварию, о которой Рома знает только самое основное: да, была травма, и да, осталась небольшая хромота, если ногу перегрузить.
Вспоминать тяжело и я прячу в какой-то момент лицо на груди Ромки. Он сжимает меня так сильно, что хрустят косточки, но его поддержка… Она очень важна! Просто молча вместе со мной пережить те страшные моменты.
—… Отец смог выкрутить руль в последний момент. Я до сих пор иногда вижу ту машину, которая несётся прямо на нас… Папы не стало сразу. А мама… Мамочка держала меня за руку до приезда скорой. Из уголка ее губ текла тонкая струйка, а она повторяла и повторяла, что очень меня любит. Я так и не сказала ей, что папы уже нет… Не смогла, Ром.
К концу рассказа слёзы не остановить.
— Не надо, Ром, — уворачиваюсь от его рук, которыми он пытается стереть мокрые дорожки. — Я сама.
— Сама, — повторяет за мной. — Больше нет твоих «сама», малышка.
Он всё-таки убирает влагу со щёк, невесомо целует, а потом уверенным голосом говорит то, от чего у меня останавливается сердце…
* * *
Роман
Юля для меня пока ещё закрытая книга. Мы вместе, я кайфую от каждой встречи… Я мечтаю видеть её рядом постоянно, но она… как бы сказать, держит дистанцию. Я, конечно, знатно косячил поначалу, но ведь признал вину и попросил прощения… Она простила и дала шанс…
Кручусь вокруг, чтобы быть ближе. Гормоны орут благим матом, чтобы я наплевал на данное обещание и схватил девчонку в охапку, но я уже столько раз ошибался, что еще одного промаха себе позволить не могу. Терплю
