Не рассказывай - Ольга Вечная
— Это в бреду было. Я думал, что не с тобой разговариваю, — голос звучит хрипло. Сердце ускоряется.
— Я так и поняла, именно поэтому и осталась. Позлить тебя, — парирует она спокойно.
— Признайся, что на бля*ей посмотреть хотела, — я подхожу к плите и нахожу на ней кастрюлю с каким-то супом. Еще теплым. О, пойдет.
— Хотела, конечно, на них посмотреть. Даже еду сварила, чтобы покормить девчонок. Но никто почему-то не приехал.
— Тогда поем я.
Тянусь за тарелкой.
— Садись, инвалид, я помогу, — поднимается она с места и начинает хозяйничать на моей кухне.
Смешная такая. С хвостом высоким. Моя белая футболка ей ниже задницы. Ноги красивые у нее, когда на цыпочки приподнимается — вообще вау. Только руки снова в свежих ссадинах. Вот что мне сделать, чтобы она забыла про тупую привычку себя ранить? Я ж не психолог, не умею слова подбирать. Я бы мог, наверное, ее смешить и отвлекать. Да хоть каждую минуту. Если бы позволила помочь.
Я плюхаюсь за стол. Да какое там! Здоровый-то нахер был не нужен. А подбитый да еще и с поражением? Думал, возьмут в СОБР, на плечо ее закину и никуда не денется. А щас…
Ксюша ставит передо мной тарелку. Садится рядом.
— Ты раньше времени не радуйся, я не особо повар, — тараторит быстро. — Мой муж был достаточно богат, чтобы мы каждый день ели в ресторане.
— Давай, добивай, — улыбаюсь я беззлобно, мешаю жидкий суп. — Больше на бульон похоже.
— Денис, я почитала в интернете, при сотрясении в первые сутки бульоны советуют, — говорит она уже серьезно, без шуток и улыбок. Будто волнуется. — А то вырвать может. Поешь пока так. А завтра уже что-то понормальнее придумаем, ладно? Готовлю я правда посредственно.
Я отправляю ложку в рот.
— Мне нравится, вкусно, — говорю честно.
— Мне приятно, — улыбается она. — Расскажешь, что случилось? — спрашивает, заглядывая в глаза.
Мешкаю.
Хочется рассказать ей правду. Что не на улице отделали хулиганы. Сообщить, что я вообще-то КМС по боксу и дрался с профи. Им проиграть не стыдно. Но поймет ли?
Глава 25
— Хвастаться нечем, — отмахиваюсь.
Ксюша губу закусывает, о чем-то задумалась.
Бульон, кстати, действительно неплох, решаю на нем пока сосредоточиться. Тарелка быстро пустеет.
— Можно еще? — нарушаю молчание.
— Конечно. — Она спохватывается, поднимается из-за стола, берет мою чашку, подходит к плите. — Ты либо хвастаешься, либо молчишь? Третьего не дано? — спрашивает с грустной улыбкой.
Самая грустная девушка на свете. Парадокс в том, что никому не идут улыбки сильнее, чем ей.
— Как в общем-то и ты, — парирую сразу же. — Главное правило — никому не рассказывать о том, за что стыдно.
Ксюша оборачивается, наши глаза встречаются. Мы удерживаем зрительный контакт несколько секунд, словно соревнуемся. Воюем.
Она отворачивается первой.
— Тебе передо мной стыдно? — спрашивает. — За драку?
Ставит передо мной вновь полную тарелку, я возвращаюсь к еде.
— Неа. Но я ведь правильно играю в твою игру? — улыбаюсь, но уже не так широко. Киваю на ее руки.
Она не моя. Это всё, что следует знать на данном этапе. Не моя девушка. И моей быть не хочет. А значит всё бессмысленно.
Ксюша уезжает домой примерно через час, когда время близится к одиннадцати. После ужина мы некоторое время пьем чай. Потом она сообщает, что ей пора. Поднимается с места и спешит в ванную, откуда выходит уже в блузке и юбке. Я поднимаюсь провожать.
Подхожу к ней вплотную и обнимаю.
— Ты потный весь, запачкаешь меня, отстань, — шипит возмущенно.
Но я не слушаю, как, впрочем, и всегда. Прижимаю к себе, касаюсь носом шеи. Она вздрагивает от этого движения. Я легонько толкаюсь бедрами, чтобы почувствовала. Ее дыхание сбивается. Нравится ей мой стояк.
— Трещина в ребре, а всё туда же, — пищит еле слышно. Сама же обнимает за шею.
Не отодвигается. Не брезгует больше. То ли смирилась, то ли нравится.
— Может, останешься? — спрашиваю. Веду рукой по ее спине, заднице.
— Толку с тебя сейчас, — огрызается. А сама жмется.
— Приезжай тогда на неделе. Очухаюсь, — обещаю ей на ухо.
— Посмотрим, — отвечает. — У меня дел много. Я сегодня заехала внепланово. Думала на десять минут, а сама вот как задержалась. Давай дальше сам как-нибудь, без меня.
— Ну я жду, короче, — прижимаюсь к ней пахом, чтобы запомнила. — Хочу тебя.
Стояк мой она чувствует отлично, вон как дыхание задерживает. Реагирует. Ей в общем-то больше ничего и неинтересно во мне. Приподнимается на цыпочки и нежно целует в шею, проводит рукой по ежику волос, шее, спине. Бл*ть, какая чувственная. Закрываю глаза и втягиваю ее запах. Пздц какая. Просто на разрыв.
Хорошо с ней. Непонятно, правда, почему. Мечта на уровне детсадовского возраста — когда увидел какую-то игрушку, и именно ее теперь и надо. Почему — не важно. Хочу. Хочу. Дайте. Вот только у сестер моих в детстве прихоти подобные быстро проходили, а у меня отвлечься и переключиться на другое уже несколько недель не получается.
Закрываю за Ксюшей дверь, слежу из окна, чтобы в машину села. Мало ли. Потом возвращаюсь на диван.
Перед сном снова о ней размышляю. Представляю как в футболке моей на моей кухне сидит. Идиотизм такой — втрескаться в ту, которая недоступна. Мне вообще многое в ее поведении не нравится, и если бы с моим приятелем такая любовь дебильная приключилась — я бы посмеялся и у виска покрутил.
А эти сообщения ее? Битой удары по гордости.
«Денис, не звони мне больше, пожалуйста. Вчера была наша последняя встреча», — прислала мне тогда, в воскресенье. В субботу на коленях, значит, моих ерзала, сосались на полную, обнимались. Решили, видеться будем. Домой отвез, трахнул ее качественно — стонала, извивалась вся, текла так, как ни одна баба подо мной. Всю ночь о ней думал потом, уснуть не мог, фантазировал, что еще сделаем и как дальше будет. Радостно и легко на душе было.
Утром еле проснулся на пробежку. В семь, вместо шести. Но это ладно. А самому не терпелось написать ей. Боролся с собой, пока занимался, чтобы не показаться излишне заинтересованным. Вот со штангой закончу, потом турник. Еще один подход. В душ. И лишь затем напишу. Нет, после завтрака. Пусть успеет соскучиться посильнее. Может, днем увидимся? Я бы хотел.
А когда сорвался и спросил, как дела, — она меня уже бросила к
