Не рассказывай - Ольга Вечная
— Постой, Ксюш, — я делаю рывок вперед и хватаю ее за рукав пальто. — Эй, не уходи.
Ксюша резко оборачивается, я силюсь улыбнуться. У самого голова кружится, аж заносит. Едва не покачиваюсь.
— Извини, — говорю более-менее примирительно.
Я просто ревную тебя до одури.
— Фигово себя чувствую, — произношу вслух. — Зайдешь?
— Больше хамить не будешь?
— Не буду.
Возвращаюсь в квартиру, всё еще держа ее за рукав пальто. Чтобы не смылась. Фигово мне, бл*ть. Это правда. Руки немеют и перед глазами пятна. Сознание опять же будто в тумане, что-то вкололи в травме. Мне не нравится.
— Я сейчас приду, — говорю быстро. Спешу в ванную, закрываюсь, включаю воду и смачиваю лицо. Пытаюсь удержать содержимое желудка внутри, и у меня бы ничего не вышло, останься там хоть что-то. Уже прополоскало несколько раз, больше рвать нечем, только желчь и осталась. Херово.
Вот что за идиотский сегодня день! Один из худших в жизни, наверное. Вишенка на торте — понимание, что в единственный раз, когда Ксюша приехала ко мне в гости сама, я в столь убогом состоянии. Хоть бы сообщение написала сначала. А, телефон же девчонки разбили. Случайно уронили с крыльца на плитку. Надо будет забрать из ремонта.
Несколько раз умываюсь холодной водой, потом и вовсе подставляю голову под поток. Бр-р, жесть. Но маломальски в себя прихожу.
Морда помятая, глаз заплывает, губы в кашу. Зря повесил зеркало, не радует оно меня.
Выхожу в коридор — нет ее. Удрала. И без того испорченное настроение падает в абсолютный ноль. Сука, надо было хватать ее и тащить сразу домой! Но нет, у меня же гордость! Успел наговорить гадостей, молодец. Больше точно не придет. С психу ударяю ладонью по косяку. Ребра тут же простреливает болью, словно узкий нож всадили.
— Денис, поздно уже кулаками махать, драка закончилась, — Ксюша выходит из комнаты в коридор. Да ладно!
Я резко улыбаюсь, корочки на губах трескаются и капля какой-то жидкости быстро течет по подбородку. Я поспешно вытираю тыльной стороной ладони — кровь, слава богу, не слюна, что потекла при виде цацы. Она пальто уже сняла, в блузке белой.
— Думал, ушла, — признаюсь честно, продолжая вытирать лицо. Да что она не останавливается-то!
Ксюша подходит ближе. Стою, смотрю на нее. Красивая, аж глазам больно. Серьезная, правда.
— Не дерись щас, ладно? — просит она тихо. — Я не враг, с мировой приехала.
— Ладно, — отвечаю.
Она стягивает капюшон с моей головы. Смотрит внимательно. Я глаза прикрываю.
— Он еще и улыбается! — злится Ксюша. — Места живого нет, он стоит и лыбится!
— Че мне, плакать теперь? — открываю глаза и вскидываю брови.
— Вот придурок, — она пальцы в кулаки сжимает. — Из-за бля*ей своих пострадал? Где они кстати? Что-то не видно. Врал, поди, нет у тебя никого. Сидишь меня ждешь у телефона.
— Скоро приедут, честное слово, — отвечаю с вызовом. — Познакомлю как раз.
Она пораженно качает головой. А потом тянется и обнимает меня, кладет голову на грудь. Я глаза снова закрываю. Боженьки мои, приятно-то как. Уже не улыбаюсь, правда. Обнимаю ее в ответ. Кладу руки на ее упругие ягодицы. Но не глажу или щипаю, не до этого пока. Просто положил и держу вот так. Ксюша холодная, на улице мороз, она явно замерзла в своем пальтишке на рыбьем меху.
Грею ее задницу в общем, хорошим делом занимаюсь. Дышу медленно и глубоко. Стою почти ровно. Она прижимается сильно-сильно, и мне становится больно.
— Ай, — говорю спокойно, чтобы ее не пугать. — Полегче, малышка.
Ксюша отстраняется, суетясь задирает толстовку, смотрит на мою грудь и резко одергивает ткань вниз.
— Ты в больнице был? — она злится очень сильно. И при этом зачем-то плачет.
Мне ведь не кажется? Поразительный контраст, он немного дезориентирует, поэтому говорю как есть:
— Был. Карточка на столе.
Через минуту я сижу на диване, Ксюша читает заключение врача-травматолога. Трещина в ребре. Множественные гематомы, сотрясение. Я тоже читал. Ничего там нет такого, о чем бы я не мог догадаться по ощущениям.
— Таблетки пьешь? — спрашивает она.
— Это обезболивающее, я от него тупею почему-то. Пока терпимо — терплю.
— Ты и без него тупой, судя по всему. Раз в драку полез! Что так отделали.
Я закатываю глаза, а потом и закрываю их вовсе.
— Прости, Облачко, цапаться нет пока сил. Щас чуток полежу и продолжим.
Укладываюсь на подушку, а потом проваливаюсь в пустоту. Не то, чтобы в сон, скорее в плотный туман. Всё слышу, чувствую, но при этом процентов на тридцать. Кружусь в карусели. Становится хуже. Утром был отбор, наконец-то. Не знаю, что мне помешало. Две недели мозг парили, каждый день говорили: завтра-послезавтра. Готовился, ждал. В итоге в день икс будто не поверил, что оно уже. Именно в этот раз собеседование не перенесли. Состоялось.
Давно меня так качественно не отделывали.
— Денис, — слышу я у самого уха. — Скорую вызвать?
Качаю головой.
— Отлежусь и пройдет. Норм, — отвечаю. А потом я видимо совсем крышей еду. Остатки мозга из меня выбили в трех боях, ничего там в башке не осталось. Иначе объяснить не могу, зачем прошу ее по-человечески: — Не уходи.
Вот для чего? Чтобы что она делала? Смотрела на меня спящего, битого и злого? Дурь какая. Сам это понимаю, поэтому вовсе не расстраиваюсь, когда дверь входная хлопает. Ну почти.
Ничего, отлежусь денька три-четыре, и приеду. К ней. Спрошу, зачем приходила. Снова нос задерет — так к стене прижму, проходили уже. Ей нравится, когда берешь будто силой. Как бы лишая ее права выбора. Она понимает, что остановлюсь в любой момент, если надо. Но не просит. Ни разу не просила. Только бы с мужем не помирилась. Снова. Бл*ть, вот нафига я так зацикливаюсь на этом всем? Тошнит еще сильнее.
Просыпаюсь поздно. Кое-как поднимаюсь, бреду в ванную. Умываюсь холодной водой. Такое странное ощущение — жрать хочется и тошнит — всё это одновременно. Но хоть что-то проглотить нужно. Стягиваю толстовку, потому что вспотел адски, бросаю ее в корзину. Помыться бы, но сил нет. Утром уже.
Захожу в кухню, включаю свет и замираю.
Ксюша сидит за столом с телефоном.
При моем появлении вздрагивает, вытаскивает наушники из ушей. Щурится на яркий свет.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — гостеприимно возмущаюсь я.
— Ты так просил не уезжать, что я решила сделать тебе одолжение, — улыбается она. Кладет телефон на стол, врезает глазами в мою фиолетовую грудь и снова начинает плакать. Беззвучно. Даже не морщится. Просто слезы по лицу текут. Она их не вытирает.
А
