Защитник для Веры - Ольга Дашкова
— Что тебе не ясно, сука! На пол всем, и тебе тоже! Всех касается, давай дед, на пол.
— Молодые люди, вы делаете огромную ошибку. Даю вам несколько минут, чтобы уйти, иначе у вас будут проблемы, — дядя Геша, как всегда, был вежлив и культурен, даже с отморозками.
— Закрой пасть, дед.
За приказом следует удар в живот, мужчина сгибается, начинает задыхаться, падает коленями на пол. Я подрываюсь к нему, чтобы помочь, но меня резко одергивают за руку. Боль пронзает плечо, на глаза тут же наворачиваются слезы. Его дыхание у самого лица, курево и алкоголь.
— Я сказал на пол, тварь. Что, на деньги повелась, ноги раздвинула перед стариком? Фу бля…ь, шкура.
Толкает на пол, падаю, но не больно, здоровой рукой придерживая живот. Мужик сплевывает рядом со мной, как на что-то мерзкое и низкое. Отворачивается, идет к своим. В зал загоняют персонал — повара, охрана, официанты. У кого разбиты губы, носы, у девочек порваны блузки и юбки. Это что, захват заложников? Будут просить выкуп?
Один из отморозков проходится по всем, собирая деньги, драгоценности, телефоны. Снова удары, женский плач. Начинаю искать свой телефон, он остался в сумке. Ищу ее глазами, она на стуле у нашего столика. Дядя Геша, отдышавшись, сидит очень бледный, прислонившись к стене, кожа у рта посинела, держится за сердце.
Как можно незаметнее встаю на колени, ползу в сторону сумки. Лихорадочно ищу среди вороха ненужных вещей телефон. С третьего раза только получается разблокировать навороченный аппарат. Идут гудки, один второй…пятый, Толя не берет.
Продолжая набирать, ползу к дяде Геше, он еще бледнее.
— Как ты? — ищу в его карманах таблетки, а в телефоне только гудки. — Где твои таблетки?
— Они в…в кабинете, — кивает в сторону той двери, куда я могла уйти и не ушла. Рука безумно больно ноет, до слез, видимо вывих.
— Да что ж такое. Говорила же, носи с собой.
— Прости, доченька, я так виноват.
— Да теперь-то уж что, чертов Бес не отвечает, когда он нужен.
В зале продолжается потасовка, но как только я собираюсь набрать охрану, что привезла меня сюда, телефон выбивают. Тяжелая рука обрушивается на мое лицо в пощечине. Голова запрокидывается, щека горит, словно меня протащили по асфальту. Чувствую, как лопается губа, и кровь стекает по подбородку.
— Я же сказал, тварь, чтобы ты лежала, а не ползала около своего ебаря. А ты такая сочная лялька, я и не посмотрю, что пузатая, даже интересней будет.
Сглатываю, дышу через раз. Лучше сразу пусть убьет, я сама направлю дуло его пистолета и помогу нажать на курок. Только не насилие.
Его мерзкие пальцы стальной хваткой впиваются в лицо. Снова очень близко, от запаха пота и крови начинает тошнить. Глаза совершенно пустые, лишь на самом дне толстый осадок ненависти и злобы. Нет, он не наркоман или отморозок, он точно знает, что делает.
В зале раздаются выстрелы, меня отпускают. Стараюсь не упасть слишком больно. Но чьи-то руки сзади удерживают на месте. Дядя Геша еле стоит на ногах, но пытается задвинуть за свою спину меня.
— Какого хуя, парни, бл…ь, я просил без стрельбы.
На ходу достает оружие, я смотрю на него, словно в замедленной съемке, по телу прокатывается холодная волна. В зале сущая суета, становится больше людей, руки дрожат, обхватила живот.
От криков закладывает уши, слишком много людей в масках с автоматами. Это ОМОН, он работает быстро, мужчина, что ударил меня, вскидывает оружие, но не палит без разбора. Поворачивается в нашу сторону, стреляет точно в упор, словно именно для этого пришел.
Глава 29
Вера
Что было потом, помню плохо. Дуло пистолета в руках мужчины переводится на дядю Гешу, я вскидываю руку в жалкой попытке его остановить, одновременно звучит выстрел. Затем второй, более оглушительный, следом целая очередь, шквал огня.
Острая боль пронзает правый бок, прошибает, скручивает все тело. Смотрю на мужчину, он оседает на пол, вокруг бойцы группы захвата. Лежит, смотрит на меня стеклянными, ничего не видящими, мертвыми глазами. Обнимаю руками живот, чувствую что-то мокрое и теплое под ладонями, понимаю, это кровь, ей пропитано все светлое платье.
Боль пронзает еще больше, дикий страх и ужас заполняют сознание. Медленно оседаю рядом с бездыханным телом дяди Геши. Подбегают люди, узнаю свою охрану, в этой суматохе и диком ужасе ничего не разобрать. Несут на улицу, даже не чувствую холода, с меня словно вытекает жизнь, между ног тепло и липко. Ослабевшими руками закрываю живот, чтобы согреть малыша.
Теряю сознание, но сквозь пелену беспамятства слышу сирены машин, крики людей. Холодно, очень холодно. Меня снова куда-то несут, голос зовет настойчиво, требовательно.
— Вероника, очнись! Вероника, слушай мой голос, не отключайся! Вероника! — у Толи в голосе тревога и боль. Неужели это мой муж?
— Быстро работайте! Чего застыли? Сделайте все, сука, возможное и невозможное! Иначе я закатаю вас в асфальт!
Жесткая кушетка, автомобиль реанимации, пищат приборы, меня трогают. Не могу даже поднять руки, чтобы оттолкнуть, чтобы никто не трогал моего малыша, ему и так больно. Острая игла входит в сгиб локтя, сквозь этот шум, крик врачей, угрозы моего мужа я отключаюсь.
* * *
— Прошло трое суток, ваша жена все еще без сознания. Состояние тяжелое, но стабильное. Огнестрельное ранение в брюшную полость, печень задета по касательной, большая удача, что не задеты желчные протоки, кровопотеря, шок. Проведено две операции, к сожалению, ребенка не удалось спасти. Вы сами скажете жене, когда она очнется?
— Ничего нельзя было сделать?
— К сожалению, нет, даже не стоял выбор между мамой и малышом.
Я все слышала, очнулась недавно, не было сил даже открыть глаза или пошевелить рукой. Я все слышала, каждое слово. Они колокольным набатом проносились по телу, оставляя в голове дикий, страшный, истошный вой моей души. Она кричала, металась, она хотела вырваться из клетки моего тела. На подушку текут слезы, истошно пищат аппараты, в палату вбегают еще люди. Кто-то берет за руку.
— Вероника, посмотри на меня, — с трудом узнала голос мужа. Севший, хриплый, без оттенков гнева и приказного тона.
Я не хотела открывать глаза, я не хотела вообще ничего. Я не хотела жить.
— Птичка моя, Вероника, посмотри на меня.
С трудом разлепила веки, в глазах
