Лабиринт. Книга 2 (СИ) - Грушевицкая Ирма "Irmania"

Недавно она сравнивала с щенком Алекса, теперь себя. Если и на этот раз ей не удастся стать счастливой, заведёт собаку.

– Если я тебе надоем, скажи об этом прямо.

– Хорошо, – сказано после небольшой паузы. Отсюда вывод – сказано обдуманно. – Могу я в этом случае рассчитывать на взаимность?

Мэри тоже ответила не сразу, потому что еле удалось сдержать смешок – неужели, Мэтт это серьёзно?

Судя по виду, снова да.

Окей!

– Можешь.

– Вот и хорошо. С этим разобрались. Приводи себя в порядок. Я буду в гостиной.

Взяв двумя пальцами за подбородок, Мэтт поднял к себе её лицо и поцеловал в лоб – в лоб! – после чего вышел из ванной, оставив Мэри один на один со своими мыслями. А их в голове было такое множество, что умылась она в рекордные сроки и, даже толком не вытершись, выбежала из ванной.

Мэтт сидел на диване в уютной по-современному обставленной гостиной и при её появлении немедленно встал. Мэри отметила, что он успел переодеться: сменил измятую и залитую слезами рубашку на точно такую же, но чистую и хорошо выглаженную. Правда, на этот раз без галстука. Рукава Мэтт предпочёл закатать, обнажив мускулистые, покрытые тёмными волосами предплечья. Это было небольшое отступление от привычного образа бизнесмена, но Мэри помнила его и более домашним – в низко сидящих мягких спортивных штанах, облегающей футболке – или вовсе без неё, – босым. Сейчас же, несмотря на общую демократичность образа, его волосы снова были в порядке, а носки мягких туфель всё так же блестели. Это сочетание строгости и домашности в конкретном мужчине очень смущало. И будоражило.

– Ты потеряла свои хрустальные туфельки, Золушка. – Улыбнувшись, Мэтт кивком указал на столик перед диваном, на котором стояли её босоножки.

Ох, а она и не заметила, что всё это время бродила босиком. И когда она успела разуться?

– Я снял их, когда ты спала.

– Неужели, у меня всё на лице написано?

– В данный момент, да. Ты позволишь? – Подцепив босоножки за тоненькие ремешки, он направился к Мэри.

Она растеряно смотрела, как Мэтт опускается перед ней на колено, берёт одну ногу, вторую, и на каждую поочерёдно надевает туфельку, ловко справляясь с западнёй из переплетения тоненьких ремешков и слегка туговатой застёжкой.

И вправду, Золушка.

Поднявшись на ноги, Мэтт взял её за руки, переплёл их пальцы и, когда Мэри подняла к нему лицо, оставил на губах несколько лёгких поцелуев.

– Идём. Машина ждёт.

Она снова попыталась возразить, но он не дал.

– Ты обещала, ягодка. Помнишь? – Строго так.

– Да. – Неуверенно. – Но я не хочу вот так уезжать. Это похоже на побег. Мне надо поговорить с Алексом.

Она видела! Видела! Глаза сверкнули лишь на мгновение – но сверкнули же! – а затем она услышала вполне себе будничный ответ:

– Завтра у Роберта и поговоришь. Мне нужно ещё три дня на завершение дел в Сиднее. Думаю, это время тебе лучше провести в его доме.

– Если ты не понял, я совершенно не против остаться здесь.

– Если ты не поняла, я хочу этого больше всего на свете.

И он опять припал к ней губами. На этот раз с такой страстью, что у неё едва не подогнулись ноги. Нестерпимо захотелось, чтобы Мэтт её обнял, но по тому, как пальцы едва не расплющились в его руках, Мэри поняла, что ему этого хочется не меньше. Но вот так, держась за руки, плавить друг друга поцелуем, посчитал для себя более безопасным.

А она второй раз за вечер поймала себя на мысли, что, сосредоточившись на своих бедах, вовсе не задумывается над чувствами Мэтта. Ни тогда не думала, ни сейчас. Но третий раз рыдать – это слишком. Ни один мужчина этого не выдержит. Поэтому она решила не возражать, а сделать, как просит Мэтт. Не для своего, так хотя бы для его успокоения. Тем более что возвращаться в номер Алекса у неё больше не было морального права. Вот только…

Выйдя из лифта на первом этаже, Мэри попросила подождать и решительно зашагала к стойке администрации. Мэтт по инерции пошёл за девушкой и, остановившись чуть поодаль, с удивлением наблюдал, как Мэри снимает с себя ожерелье, весь вечер украшавшее её шею, берёт у администратора конверт, затем кладёт туда ожерелье,  запечатывает его и отдаёт назад.

– Гость из номера шестьдесят двадцать пять ещё не вернулся?

– Одну минуту, мэм. Нет. Номер на сигнализации.

– Как вернётся, передайте ему, пожалуйста, это.

– Хорошо, мэм. Приятного вечера.

Конечно, разговора с Алексом не избежать. Он не заслуживает быть брошенным вот так, постфактум. Всё-таки долгое время они были связаны и, более того, в начале сегодняшнего вечера она почти убедила себя, что сможет ответить на его чувства. Возможно, она была бы с ним счастлива – уж, по крайней мере, точно постаралась бы. Но хватило одного намёка на возвращение в её жизнь Мэтта, и стала понятна вся беспочвенность этих надежд. Заслуживал ли Алекс жизни с женщиной, любящей другого? Вряд ли. В любом случае, это будет не она.

Вот и всё. Пути назад нет. Она больше не с Алексом. Но с Мэттом ли?

Обернувшись, Мэри встретилась с пронзительным взглядом серых глаз. Тем самым взглядом, который решил для неё всё ещё пять лет назад. И назад пути для неё точно не стало.

К тому, что она собиралась сказать, надо было подготовиться. Такие простые и одновременно сложные слова вот-вот должны были сорваться с её губ. После них – Мэри очень надеялась – пути назад не будет и для него. По крайней мере, если она ошибается, то увидит это сразу. В прошлом она уже раз огорошила Мэтта неожиданным признанием, так что знает, какой реакции ждать. Сначала он отстранится, отчего ей станет довольно неуютно, а потом окружит заботой так, что она почувствует себя самой важной в его жизни. Собственно, за это ощущение она его и полюбила. В объятиях Мэтта Мэри чувствовала свою уникальность, и эта пауза между её признанием и её же счастьем станет его предвкушением.

Подойдя к Мэтту, девушка взяла в ладони его лицо, заставив смотреть прямо в глаза. Секундная задержка, в течение которой она скопировала в свой давно не пополняемый файлик воспоминаний о Мэтте это выражение – ожидание на грани настороженности. Он снова ждал, что она выкинет что-нибудь этакое, и Мэри не разочаровала.

– Я ушла, потому что была в тебя влюблена. Очень и очень сильно. Забыть об этой любви никак не получалось, хотя я честно старалась. Сейчас рядом с тобой я понимаю, насколько тщетны были мои усилия. Ничего не ушло, Мэтт. Возможно даже стало сильнее. Ты слишком благороден, чтобы не брать в расчёт мои чувства. Если уверен, что справишься с влюблённой в тебя женщиной, я сделаю, как скажешь – сяду в машину, поеду к Роберту и буду ждать тебя там. Если сомневаешься, я вернусь в… Впрочем, тебе должно быть всё равно, что я собираюсь делать дальше. Вот такая правда, Мэтт. К сожалению, времени на подумать у тебя нет. Ответ надо дать прямо сейчас.

В мире, где правят бал единороги, над ними должна была немедленно расцвести радуга, запеть птички и заскакать в весёлом танце мелкая лесная живность. Мэтт должен был отступить на шаг, встать на одно колено, как давеча с босоножками, и достать из кармана заветную бархатную коробочку. Она сложила бы ладошки на груди, прикусила губу и со слезами на глазах кивнула бы в ответ на невысказанный вопрос, который он задаст одними глазами.

К сожалению – или к счастью, – фешенебельные отели не располагали портативной радугой. А конкретно в этом даже действует запрет на размещение с домашними животными – она подсмотрела это в рекламном проспекте.

Её "прямо сейчас" от его "прямо сейчас" отличалось разительно. Мэтт открывал перед ней перспективы. Мэри открывала ему сердце. По большому счёту, оба оставались в выигрыше: она любит, он позволяет себя любить – так, кажется, обычно бывает в парах. Мэри слышала это выражение "моей любви хватит на двоих", вот и пришла её пора признать, что такое возможно. Тем более что вид у Мэтта после её признания, помимо обалделого, был чуточку довольным. Как-то по-другому засветились его глаза, хоть он изо всех сил старался сохранить лицо.