Измена. Спаси меня, если сможешь (СИ) - Латте Лия
Не знаю, сколько прошло времени, может, час, может, два. В дверь снова тихо постучали, и на пороге появился… Александр. Он выглядел как всегда — строгий костюм, деловой вид, только в глазах мелькнуло искреннее беспокойство, когда он меня увидел.
— Ксения? Как ты? Я услышал про аварию… сразу приехал, — сказал он, подходя ближе и ставя на тумбочку небольшой портфель. — Узнал, в какую больницу вас привезли.
— Александр? Неожиданно… — я попыталась приподняться, но он жестом остановил меня.
— Лежи-лежи. Тебе нельзя вставать. Я ненадолго. Просто хотел узнать, как ты, и… заодно привез то, что нарыл. Я тут ковырялся с бумагами по твоему делу. Запросил в банке детализацию расходов, получил копии некоторых счетов, накладных… В общем, есть интересные моменты.
Он открыл портфель и достал папку с документами.
— Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но взгляни, когда сможешь, — он положил папку мне на кровать. — Кажется я нашёл подозрительную деталь. Вот смотри: куча счетов на закупку стройматериалов — вроде бы все логично, он же что-то строить собирался? Плитка дорогая, сантехника элитная, оборудование какое-то… Суммы приличные.
Несмотря на гудящую голову, я взяла папку. Счета, накладные, договоры поставки… Действительно, стройматериалы. Много.
— Но вот что странно, — продолжал Александр, указывая пальцем на одну из бумаг. — Все эти крупные закупки, все поставки оформлены через одного и того же менеджера в банке. На каждом документе ее фамилия. Как будто во всём отделении работает только один специалист.
Я присмотрелась. И правда. Счет-фактура №123… Документы приняла: Никитина В. Е. Накладная на отгрузку плитки… Никитина В. Е.
Договор на поставку сантехники… Подпись со стороны банка: менеджер Никитина В. Е.
Никитина…
Фамилия вертелась на языке, вызывая смутную тревогу и какое-то гадкое чувство. Я точно ее знаю. Точно! Но откуда?
Глава 39
Прошло три недели с момента аварии. Три недели больничного, восстановления и бесконечных мыслей.
Ребра почти срослись, голова больше не гудела постоянно, и врачи наконец-то разрешили мне вернуться к работе. Честно говоря, я ждала этого дня с нетерпением.
Больничные стены давили, а бездействие сводило с ума. Мне нужно было вернуться в привычный ритм, к работе, которую я знала и любила, несмотря на весь стресс.
Первым делом на станции я узнала новости об Антоне. И это была лучшая новость за последнее время — он пошел на поправку!
Его перевели из реанимации в обычную палату нейрохирургии. Состояние всё ещё было серьезным, впереди долгая реабилитация, но самое страшное, похоже, осталось позади.
Я выдохнула с таким облегчением, что на глазах навернулись слезы. Я навещала его пару раз — он был слаб, говорил с трудом, но узнавал меня и даже пытался улыбаться.
Вина за то, что случилось, все еще сидела где-то глубоко внутри, но знание, что он будет жить, немного ее приглушало. Петрович тоже уже почти восстановился после переломов и скоро должен был выйти на работу.
А вот моя работа… превратилась в какой-то фарс.
Первые дни я списывала это на то, что начальство перестраховывается после аварии. Но шла уже вторая неделя, а я все так же ездила по «легким» вызовам.
Давление у бабушек, температура у дедушек, боли в животе у тетушек… Ни одного серьезного случая, ни одной экстренной ситуации. Меня ставили с разными водителями, постоянного напарника так и не дали.
Сначала я терпела. Потом начала раздражаться. А теперь меня просто душила злость и обида.
Я чувствовала себя так, словно меня списали со счетов. Словно я больше не способна на настоящую работу, на спасение жизней.
Я — фельдшер скорой помощи, я привыкла к адреналину, к сложным диагнозам, к тому, что от моих решений зависит чья-то жизнь! А вместо этого я целыми днями мерила давление и слушала жалобы на погоду. Это было невыносимо.
Мысли о бывшем муже, кредите и загадочной Никитиной, которая никак не выходила у меня из головы, тоже не добавляли радости, но работа всегда была моей отдушиной, а теперь и ее превратили в рутину.
Сегодняшний день стал последней каплей. Пять вызовов — и все пять на гипертонический криз у пенсионеров. Вернувшись на станцию после очередного «давления», я твердо решила: хватит. Я пойду к Андрею Викторовичу. Сейчас же.
Я решительно направилась к его кабинету и постучала, не давая себе времени передумать.
— Войдите, — раздался его громкий голос.
Андрей Викторович сидел за столом, разбирая какие-то бумаги. Он поднял голову, и на его лице мелькнуло удивление, когда он увидел меня.
— Ларина? Что-то случилось? Смена же закончилась.
— Да, Андрей Викторович. Случилось, — я подошла к столу. — Я хотела поговорить о моей работе.
Он отложил бумаги и внимательно посмотрел на меня.
— Слушаю.
— Андрей Викторович, я благодарна за заботу после аварии, правда. Но я уже две недели езжу только к бабушкам давление мерить! — я старалась говорить спокойно, но голос все равно дрожал от накопившегося возмущения. — Я полностью восстановилась. Я готова работать нормально. Я хочу получать обычные вызовы, как и все остальные. И мне нужен постоянный напарник. Я не могу больше так.
Я замолчала, переводя дыхание и ожидая его реакции. Он смотрел на меня несколько секунд, его взгляд был… странным. Не строгим, не удивленным, а каким-то… заинтересованным?
— Ты уверена, что готова? — спросил он тихо. — После всего, что было…
— Абсолютно уверена, — даже с каким-то вызовом ответила я. — Работа — это то, что мне сейчас нужно больше всего. Настоящая работа.
Он снова помолчал, потом медленно кивнул, словно принимая какое-то решение.
— Хорошо, Ларина. Я тебя услышал. Насчет вызовов и напарника решим. Но сначала… — он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. — Ксения, может, поужинаем сегодня?
Глава 40
Я сидела напротив Андрея Викторовича в небольшом, уютном ресторане и чувствовала себя совершенно не в своей тарелке.
Мягкий свет от абажуров над столиками создавал интимный полумрак, где-то в углу негромко играл саксофонист, разливая по залу тягучие, обволакивающие звуки джаза. Пахло чем-то вкусным — кажется, базиликом и печеным хлебом.
Все располагало к спокойному вечеру, но я не могла расслабиться. Мой начальник. Мужчина, который вызывал во мне столько противоречивых чувств. Буквально вчера он командовал моим спасением, а сегодня пригласил меня поужинать. И вот мы здесь. Я чувствовала себя максимально неловко.
Он, кажется, чувствовал себя немного увереннее, хотя тоже выглядел иначе, чем на работе — без белого халата, в простой темно-синей рубашке с закатанными рукавами, он казался… моложе?
И определенно менее строгим. Исчезла та аура абсолютной власти, которая окружала его на станции, остался просто привлекательный мужчина. От этого становилось еще более неловко.
— Ну, как ты себя чувствуешь? Голова не болит? Ребра не беспокоят? — спросил он, когда официант принес нам по бокалу красного вина. Его голос звучал спокойно, но во взгляде читалась неподдельная забота.
— Уже почти нет, спасибо, — я сделала небольшой глоток. Терпкое вино немного согрело и расслабило напряженные мышцы. — Восстановилась. Готова к работе, как я и говорила ранее. Мне уже надоело это «щадящее» расписание.
— Я рад, что ты поправляешься, Ксения, — он посмотрел на меня как-то по-новому. Дольше. Внимательнее. — Та авария… это было страшно. Я видел машину…
Он не договорил, но я поняла. Зрелище, должно быть, было не для слабонервных.
— Да уж… — я невольно поморщилась, вспоминая искореженный металл и запах бензина. — Но все обошлось, слава богу. И Антон на поправку пошел, это главное. Я так за него переживала.
— Да, ему повезло, что его оперировали в областной. Хорошие хирурги, — кивнул Андрей. — Ты молодец, что настояла на своем тогда, на месте аварии…
