Одиночество вдвоем или любовь на пятерых - Елена Анатольевна Казанцева

— Это кто такая? — спросил он.

— Это проститутка Кира, с ней он изменял мне, поэтому и развелись, — фыркнуло зло Аля.

— А чего она на тебя нападает? — с интересом спросил Коля.

— Так, Коленька, она с Киром все крутит, а сама боится, что Кирюха обратно ко мне вернется. Только у меня все с тобой очень серьезно.

Коля вновь обернулся. Девушка шла позади них.

Он и сам не понял, но опустился на колено, словно у него развязался шнурок. Девица прошла мимо, а на дорожку перед ним упал листочек с телефоном и подписью «Тоня».

Коля стрельнул глазами в Альку. Но та лишь с ненавистью смотрела вслед сопернице. И Коля воровато подобрал листочек и сунул в карман.

В тот же вечер он придумал отмазку и слинял из дома.

Впервые у него тряслись руки, и бешено стучало сердце, когда он набирал заветные цифры с записки. Она ответила не сразу. В её голосе была лень и нега.

— Хочу с тобой встретиться, — с разбегу сказал он.

Она лишь усмехнулась.

— Быстрый какой.

— Хочу тебя!

— У меня нет квартиры для встреч, — отшила она.

— У меня личные апартаменты, — добивался он.

— Ну, хорошо, — с ленцой протянула она. — Но не сегодня, завтра или послезавтра.

Они договорились. В эту ночь он трахал Альку и представлял на ее месте другую. Впервые у него стучала кровь в висках, и бешено колотилось сердце. Он влюбился.

Глава девятнадцатая. Кирилл

Удивительно, что я женился в свое время на Альке, — думал Кирилл, пока к дому Насти собиралось начальство. — Повелся на яркую обертку. Трахнул бы её пару раз, как другие её трахали, так нет, оказался самым честным. А прожив жизнь, вдруг выяснил, что люблю женщин не ярких внешне, женственных.

Он повернул голову и всмотрелся в тонкий силуэт. Настя сейчас походила на сломанную птичку. Она стояла, обхватив себя руками, и с ужасом в глазах смотрела на свой участок. Вся такая мягкая, добрая, домашняя. В ней не было Алькиной крикливости, пестроты, жеманства. Её хотелось защищать, беречь, спрятать от всех невзгод. Быть ей защитником, мужем, любовником. И пока он размышлял, к участку подруливали машины представительского класса.

Всех этих Иван Ивановичей и Сергей Петровичей и прочих — чей он знал, как облупленных. Именно им завод продавал свою продукцию. Они у них на планерках сидят. Поэтому он говорил им правду матку в лоб.

Про себя думал: Объясняю мудакам из начальства, что они не правы и должны восстановить дом и участок.

— Кирилл, ну тут проще новый дом построить, — бубнит Сергеевич. — Тут кухня в спальню ушла, туалет на улицу уехал. Дом щитовой, старый.

— Сергеич, ты мне чего сейчас объясняешь, твои недоумки приехали не туда, твои недоумки, с планом не сверившись, начали крушить, тебе и исправлять.

— Ну, я где деньги на это найду?

— Да мне пох! Сергеич, я ведь могу с хозяйкой этого участка на вас в суд подать, адвоката найду хорошего, вы ей после суда коттедж тут отстроите, а не щитовой домик отремонтируете.

Пока они гавкались с начальством, Настя уже рыдать начинает. А председатель, старый хрен, её руками жамкает, успокаивает якобы. Сам по плечам и талии ручонками похотливыми водит, так и бы и оторвал эти ручонки.

Пока с начальством разбирались, те вызвали гастарбайтеров с лопатами. Кучу земли раскидали. Когда очистили веранду, или то, что от нее осталось, стал понятен ущерб и масштаб разрушений. Кирилл стороителем не был и то видел, что проще поставить новый дом.

Начальство чешет затылок.

— Кирилл, давай так, через час подъедет прораб, посмотрит, напишет список необходимых стройматериалов, с понедельника мы пришлем строителей.

— Давай, Сергеич, но не будет в понедельник движения, я бумагу напишу с адвокатами.

— Ты чего, Кирилл, обижаешь…

И пока они рулись, бедная Настя стояла тихонько в стороне.

Машины разъехались, забрав с собой гастарбайтеров с лопатами. Настин домик стоял, покосившись, внезапно осиротев. Перед ним куча земли горкой да щепки от веранды. Остатки основания веранды торчали из бока домишка, словно кто-то огромный и ужасный откусил от домика половину. На окнах съехали вбок белые кружевные занавески, а крыльцо задралось вверх, как оторванная подошва у старого ботинка. Ничего не осталось от уютного, пусть и старого гнездышка.

Настя всхлипнула. Кириллу это было, как серпом по яйцам. Он подошел и обнял. Она забилась в его руках раненой птицей.

— Тшшшш, все хорошо, починят твой домишко, можешь в моем переночевать, я все одно в бане живу, — пытался он успокоить её.

— Нет, я домой поеду, надо только вещи собрать, — выдала она, выпорхнула из его рук и заспешила к дому.

Под его присмотром, собрав кое-какие вещи в сумку, она глянула на часы.

— Еще на автобус успею.

— Зачем автобус? Я тебя отвезу.

— Неудобно как-то, — она сжалась вся в комочек.

— Неудобно, Настя, спать на потолке, поехали.

Он завел машину. Настя осторожно подошла к его монстру и погладила рукой крыло.

— Никогда на таком не ездила, — улыбнулась скромно.

— Покатаю, — улыбнулся в ответ Кирилл, а про себя подумал. — Всю жизнь теперь катать буду, чтобы не знала ни забот, ни печали.

До города добрались быстро. Остановились возле небольшой пятиэтажки, она была такой старой, что запах мочи кошек и мусора въелся в стены её подъездов.

— Вот тут я живу, — стеснительно сказала Настя.

— На чай позовешь? — улыбнулся Кирилл.

— Ой, у меня в холодильнике ничего нет, я уже месяц в саду живу.

— Ну, так пойдем, сходим в магазин.

Кирилл обошел авто и открыл дверку с Настиной стороны, подав ей руку. Она вмиг покраснела. А он удивленно приподнял бровь, неужели ей никто руки не подавал, дверку никогда не открывал и не придерживал. В голове пронеслась мысль о слащаво-красивом брюнете, что приехал а Алькой.

Они пошли в близлежащий магазин. Кирилл брал с полок без разбора все и кидал в корзинку. У Насти даже глаза стали круглыми. На кассе он оплатил покупки. Настя попыталась что-то сказать, но он сразу её осек.

— В магазине расплачиваюсь я, — он и не представлял, что может быть как-то иначе, ведь он мужчина.

Потом они шли по аллеи из кустов сирени к её дому. Сирень уже отцвела, но кое-где еще лохматые кисти радовали глаз.

Они поднялись к ней на четвертый этаж. Настя поскребла ключом в старенькой железной двери, та скрипнула, открылась, пропуская я их в нутро квартиры. Здесь все было убого. Мебель времен застойных лет с поблекшей