Измена. Искры над пеплом (СИ) - Диана Шторм
— Мышка, не могу больше, — хрипит Митя, раздвигая мои бёдра.
Требовательно упирается в меня, слегка надавливает, проскальзывая чуть глубже. Замирает на секунду, а потом резким толчком входит до упора, во всю длину. Приятная истома мгновенно сменяется ощущением дискомфорта и болью. Боль не сильная, но она отрезвляет, развеивает дурман сладострастия. Вскрикиваю, ошеломлённая и расстроенная такой реакцией своего организма.
Митя расценивает этот крик по-своему. Возбуждённо рычит, обхватывает руками мои запястья, вдавливает их в подушку, пригвождая меня к постели, а потом начинает двигаться… Резко, рывками, жадно, дико, исступлённо. Боль уже не такая выраженная, как при первом проникновении, но, тем не менее, ни о каком удовольствии для меня тут и речи быть не может. Мне неприятно ощущать его в себе. Всё кажется таким неправильным, противоестественным. Как будто бы я сейчас не с любимым мужем, а с каким-то другим, абсолютно чужим, посторонним человеком.
Пытаюсь отодвинуться от него, хочу попросить остановиться и перехватываю горячечный, затуманенный желанием взгляд. Он настолько погружён в собственные ощущения, что просто не замечает, что со мной что-то не так. По участившемуся темпу, по сбитому дыханию, по прорывающимся стонам, понимаю, что он практически финишировал. Он на пике наслаждения. Оттолкнуть его сейчас будет крайне жестко. В конце концов, я сама его спровоцировала, завела… Закусываю нижнюю губу, зажмуриваюсь, мысленно умоляя, чтобы финал наступил как можно скорее.
Ещё несколько толчков и его тело на секунду напрягается, цепенеет, а потом содрогается в мощном оргазме. Он делает ещё пару возвратно-поступательных движений и оседает, наваливается на меня сверху.
— Чёрт, Мышка, как же хорошо! Безумно тебя хотел, даже не представляешь насколько! Чуть с катушек не слетел от этого воздержания.
Глава 33
Воробей
Первый день на новом месте решаю начать с обхода. В сопровождении дежурного врача и старшей медсестры последовательно обхожу палаты, продвигаюсь от койки к койке, знакомлюсь с пациентами, провожу быстрый осмотр, стараюсь запомнить основные нюансы каждого конкретного случая, интересуюсь самочувствием и наличием жалоб.
Девушка, спящая на последней, угловой кровати кажется мне смутно знакомой. Она выделяется среди других обитателей этой комнаты. Бледное, осунувшееся лицо, бескровные блеклые губы, синюшные разводы по глазами, которые даже густые веера опущенных ресниц не скрывают. Мне такое видеть уже не раз приходилось. Ещё до оглашения анамнеза её болезни, догадываюсь в чём тут дело.
— Почему она в общей палате с мамочками лежит? — я реально не понимаю этого. Это не популизм. Просто в такой ситуации страдают все — как ждущие ребёнка, так и потерявшие его.
Медсестра отвечает дежурными фразами. Слушаю, мысленно отмахиваясь. Ничего нового для меня. Извечная проблема нехватки мест. Ставлю себе виртуальную галочку: побеседовать с глав. врачом на тему того, что ради продуктивности лечения, стоит задуматься о целесообразности выделении для таких пациентов отдельной палаты.
Спрашивают, разбудить ли её. Возражаю. Не вижу в этом никакого смысла. Сон лечит. Надеюсь, что страна грёз к ней более ласкова, чем реальный мир.
Рабочий день буквально летит. За спиной остаётся обход, беседы с врачами, разбор полётов и установка целей. Девушка из второй палаты из головы не выходит. То самое ощущение, когда понимаешь, что точно знаешь человека, но никак не можешь вспомнить когда и при каких обстоятельствах вы встречались. При мысли о ней, сердце почему-то ускоряется, начинает биться быстрее.
Достаю её медицинские документы: Фадеева Мария Викторовна…
— Мария… Маша… Мышка?! — щёлкает в голове, — Вот же! Неужели и правда она?!
Как я мог сразу её не узнать?! Думал же о ней постоянно. Но в моих мыслях она так и осталась смешливой пятнадцатилетней девочкой, такой, какой я её видел в нашу последнюю встречу. А в реальности вот: замужем, недавно потеряла ребёнка… Господи, Мышка, как же так?! Почему мы с тобой именно при таких обстоятельствах встретились?!
Голова кругом идёт, в груди щемит от вихря эмоций. Жалость, тоска, радость встречи, желание увидеть снова, поговорить, прикоснуться, почувствовать… Сдерживаю себя, чтобы тут же к ней в палату не побежать. Палата. Точно! Не могу позволить, чтобы она и дальше оставалась в общей. Что у нас там с сервисной? Ага, свободная. Ну это мы сейчас исправим…
Она заходит в кабинет, садится напротив меня. Красивая такая. Даже сейчас, учитывая всё, что с ней произошло она остаётся для меня самой прекрасной женщиной на свете. Изменилась, повзрослела, но не утратила прежнюю нежность и хрупкость. Взгляд вот только погасший, потерянный. Сердце кровью обливается при виде её страданий. Пытаюсь сохранять хладнокровие, хотя единственное, что мне сейчас хочется — это обнять, поддержать, утешить. Забрать её боль, сказать, что всё будет хорошо, что даже такая трагедия — это не повод отчаиваться и хоронить себя.
Вглядываюсь в её глаза, пытаясь приметить в них хотя бы слабый проблеск узнавания. Хочу открыться и одновременно боюсь её реакции. Что, если я был лишь мимолётным эпизодом из прошлого? Просто знакомым, оставленным далеко позади? Она замужем и наверняка любит своего мужа. Моя Мышка не стала бы жить с кем-то лишь из соображений удобства…
Пересекаюсь с её взглядом, тону в пьянящей колдовской зелени. Все прежние чувства, эмоции взметаются в душе с новой силой, сносят последние крупицы сомнений. Не важно, как она отреагирует на нашу встречу. Не важно, если теперь я для неё посторонний человек. Я могу попытаться помочь ей. Хочу сделать всё от меня зависящее, чтобы эти глаза опять наполнились радостью. Мне ничего не нужно, только бы она вновь была счастливой…
— Мария Викторовна, Вы меня и правда не узнаёте? Неужели я настолько изменился? — спрашиваю, пряча свои переживания за бесшабашно-иронической улыбкой.
Она смотрит непонимающе-растеряно. «Не узнала» — думаю обречённо. Столько лет прошло, глупо было надеяться, что она до сих пор меня помнит. Зря я наверное всё это затеял…
Она вглядывается в мои черты, потом её глаза широко распахиваются, щёки заливаются нежным румянцем, возвращая лицу краски жизни:
— Воробей… — шепчет она еле слышно.
Как же давно меня никто так не называл! Из её уст это имя звучит подобно райской музыке. Я уже и забыл, насколько же сладко, когда она его произносит.
Встаю, подхожу к ней, наклоняюсь, обнимая за плечи. Мышка моя, как же я рад тебя видеть!
Она замирает на секунду, словно не уверенная в том, как отреагировать на проявление моих чувств. Внутренне содрогаюсь, ожидая, что оттолкнёт,
