(Не)реальный - Джина Шэй
– Не переживай, – он мягко улыбнулся. – Она адаптируется. Привыкнет к тебе. Ты же замечательная, Сан.
– Ты обкурился. Нафига ребенку привыкать к тетке, которая свалит через десять дней? – Аленка округлила глаза, стараясь не растечься в радужную лужицу от комплимента. Боже, Яковлева, отключи уже внутренний генератор ванили, тебя слишком легко можно заставить поплыть.
– Сан, и это все твои вопросы? – Макс едва ли не рассмеялся. – Я тут тебе вскрылся, что у меня дочь есть, а тебя это вообще не волнует?
Аленка непонимающе моргнула. Ну, есть у Макса дочь, и что с того? А что тут могло волновать? Надо было что – в обморок упасть, лицо расцарапать за то, что сразу не сказал, или в истерике убежать? Аленку детьми было не напугать, если честно.
– Знаешь, я бы удивилась, если бы у тебя при твоей озабоченности детей не оказалось.
– Что такое «озабоченность»? – как это всегда бывает – ребенок к столику подрулил в самый неподходящий момент и выцепил из фразы самое неподходящее слово. Лиза рассматривала Аленку с вызовом, мол: «Что ты тут с папой делала, обижала?» А у Аленки вспыхнули щеки – потому что она не знала, какой ответ дать на вопрос девочки.
– Озабоченный – это когда безумно любят обниматься, – Макс выкрутился с виртуозной легкостью. Он, кажется, был привычный к таким вопросам.
– И от этого дети появляются? – с недоверием поинтересовалась Лиза.
– У взрослых дядь и теть – случается и такое. Если они очень крепко и часто обнимаются, – говоря это, Макс своими бесстыжими смеющимися глазами глядел прямо в глаза Аленке. Будто намекая, что очень не прочь с ней пообниматься. И щеки пылали все сильнее и сильнее.
– Так вы извинились, ваша светлость? – Макс глянул на Лизу пристально. Кажется, он неплохо знал свою дочь и её упрямство. Девочка набычилась и засопела. Хотя даже в таком виде она была эдаким симпатичным ангелочком. Надувшимся, симпатичным ангелочком. Ох, Яковлева, стоп, хватит западать на чужих детей.
– За случайности не извиняются, – осторожно вклинилась Аленка, тут же замечая, как раздосадовано вздрагивают брови Макса на её вмешательство в воспитательный процесс.
– Дело не в случайности, Сан, – ровно произнес он, не спуская с Лизы пристального взгляда. – Дело в привычке отвечать за свои поступки. Например, за то, что пачкаешь чужую одежду.
Ох, и суров же был господин Ольховский – с пятилетней девчонки спрашивать за сознательность.
– Это не страшно, – Аленка осторожно глянула на хмурую Лизу. – Это всего лишь джинсы.
– Какая разница, джинсы или дизайнерское платье? – скептично поинтересовался Макс.
– Какая гениальная женщина наденет в кафе с ребенком дизайнерское платье? – уточнила Аленка. – Вот раз надела – значит – сама дура. А джинсы – леший с ними. Отстираются.
Макс закатил глаза.
– Эта ваша женская солидарность, – пробормотал он, а затем притянул к себе дочь и усадил на колени, невесомо коснулся губами девчоночьего виска. Вот от этого Лиза повеселела, заулыбалась и даже потихонечку начала болтать ногами.
Аленка не самообманывалась. Вряд ли её заступничество дало ей хоть какой-то бонус доверия Лизы. Наоборот – скорей всего. Девочка наверняка решила, что к ней подлизываются. Но просто Аленка действительно на неё даже не обиделась, за что там было извиняться-то? Пара пятен на джинсах – но это были самые дешевые джинсы какого-то самого бюджетного бренда. Хрен бы с ними, даже если им пришел окончательный швах. А устраивать ребенку неприятные минуты выдавливания унизительных, да и неискренних извинений… Фу. Пусть лучше лопает свое мороженое и улыбается.
На улыбающуюся довольную Лизу смотреть было приятно. И в том, как Макс с ней болтал, с каким удовольствием на неё смотрел, и вообще – довольно часто ласково трепал Лизу по белобрысому затылку, со стянутыми над ушами хвостиками – было заметно, что Ольховский абсолютно не врал – Лиза действительно для него ужасно важна.
Интересно, какой была мама Лизы? Вот такой же кудрявой, белокожей, голубоглазой блондинкой? Картинка рисовалась красивая – особенно на контрасте с кареглазым шатеном – отцом семейства Ольховских. Аленка даже мечтательно вздохнула, потому что сама-то вот такой вот яркостью, как нарисованная в воображении мама Лизы, точно не отличалась. И что в ней нашел Макс, что все-таки соблазнился – было вообще не понятно.
– Ты к Лизе уехал вчера, да? – поинтересовалась Аленка, а Макс вздохнул и кивнул.
– Вообще, моя светлость гостила у бабушки, – произнес он, – но бабушка возьми и заболей. Нужно было её забрать и свозить к врачу – чтобы точно выяснить, что не приболела и Лиза. Так что…
– Все в порядке, – Аленка улыбнулась. – Это ж святое – иначе было нельзя.
Макс благодарно блеснул глазами – и это вот, пожалуй, было самое важное. От этого аж душа вздрогнула. Аленке было даже не жаль, что сейчас при Лизе они с Максом даже за руки не подержались. Вот в таком вот обмене взглядами таилось ничуть не меньшее таинство, и от этого она ощущала себя влюбленной даже сильнее, чем раньше.
Оставшийся ужин прошел довольно мирно, хотя Аленка жевала без особой размеренности – ей не пришлось приглядываться, чтобы увидеть какие осоловевшие у Лизы глаза – хоть она на Аленку и поглядывала по-прежнему колючим, напряженным взглядом. Будто боялась, что она сейчас уснет, а злая незнакомая тетка папу похитит и сожрет.
Макс тоже торопливо прикончил свою тальятту, поэтому можно сказать, что ужин прошел «без проволочек». Правда, пару минут Аленка с Максом попрепирались из-за счета, потому что этот обкуренный «патриархал» – как он сам себя назвал, когда Аленка потянулась было к счету, чтобы пихнуть в него свою долю, набычился так – что стало ясно, у кого Лиза берет мастер-классы.
– Не позорь меня, женщина, – с шутливой мрачностью заявил Макс, – ты что, хочешь сказать, что я конченный нищеброд и не смогу оплатить твой несчастный салат и мороженое?
– У меня еще фондан был, – педантично заметила Аленка, а Макс поморщился, всем видом показывая, что это все тлен и суета.
– Сотней больше, сотней меньше – все равно по миру пойду, – фыркнул он и отодвинул счет на самый дальний край стола, так, чтобы Аленка до него точно не дотянулась. Вот и хочешь быть современной, не хочешь отягощать никого собственной прожорливостью – осталось только понять, кому это еще нужно, кроме собственного самолюбия, которое сейчас раздраженно бурчало, что вообще-то тот же фондан отнюдь не сотню стоил. Но спорить с этим мужчиной, кажется,
