Недетские игры - Мария Николаевна Высоцкая
Аккуратно поглаживаю большим пальцем гладкую кожу. Сладкая девочка. Невероятная просто. Постоянно хочется к ней прикасаться.
— Ты же меня сейчас не поцелуешь? — улыбается.
— Поцелую, — в одно движение меняю наше положение и прижимаю Ольку к стене. Смотрю на ее подрагивающие ресницы. Такой открытый доверчивый взгляд. Дурно становится.
Хочется ее всю облапать, но я держу руки при себе. Сбежит же.
Замечаю, как прикрывает глаза. Тяну носом ее сумасшедший запах. Чувствую тепло губ…
Дверь дергают с той стороны. Оля вздрагивает и распахивает веки. На рефлексах сжимаю ее чуть сильнее, упираясь лбом в изящное плечо.
— Я его придушу, — выдыхаю, цепляя губами тонкую шею.
Слышу тихий Олин смешок.
— Сейчас тебя отвезу, — поправляю воротник на женской куртке.
— Хорошо.
Отхожу к столу, чтобы забрать ключи от тачки.
— Кирилл, — понимаю, что уже за спиной у меня стоит. Намеренно не оборачиваюсь. По голосу знаю, что уже загналась. Флер развеялся, и наступила суровая реальность.
— Что? — сую брелок в карман.
Дверь опять дергают.
— Жора! — рявкаю и щелкаю замком. — У тебя шило в одном месте?
— Не ори. Там это, — косится на Олю, — вызов, — слегка прищуривается.
— Время терпит?
— Ну, минут двадцать есть.
— Езжай на своей, я буду чуть позже.
Ветров кивает и отчаливает. Пока идет по коридору, что-то насвистывает.
— Оль, давай вечером поговорим, ладно?
Она кивает и переступает порог. Руки убирает в карманы, просто так или намеренно, пока неясно.
В машине все вообще начинает идти по одному месту. Молчание напрягает. Я слегка подвисаю, потому что еще до конца не разобрался в ее мотивах, а она… она либо снова жалеет о том, что пришла, либо думает, как бы слиться.
— А ты до скольких работаешь? — поворачивает голову.
— Около восьми, думаю, буду дома. А что?
— Ты же сам сказал, что поговорим вечером. Вот я и спрашиваю, когда ты вернешься.
— Даже трубку в этот раз возьмешь? — ляпаю, прежде чем подумать.
Оля кивает.
Притормаживаю у подъезда. В салоне снова повисает неловкость.
— Ну я пойду?
— Иди, — киваю, смотря четко перед собой. Кошка дорогу перебежала. Полосатая.
— До вечера…
Она тянется к ручке двери. Мешкает. Такое ощущение, что специально время тянет.
Но вот вся эта нерасторопность становится спусковым крючком. Чуть подаюсь вперед, обхватываю ее плечи и тяну на себя. Оля упирается спиной мне в грудь, оказываясь в полулежачем положении.
Склоняюсь над ее лицом и снова целую. Времени сейчас в обрез, но меня это мало волнует.
* * *Божечки. Щеки горят.
Кирилл целуется с открытыми глазами. Я свои тоже не закрываю. Тону в его темных, но таких теплых омутах, понимая, что начинаю терять контроль над собой и ситуацией в целом.
Нежный шок. Так бы я это назвала.
Воздуха не хватает. Не дышу. Я просто забываю, как это делается. Только ресницами хлопаю.
Пальцами же вцепилась в его руки. Сначала это было намерением оттолкнуть, а теперь… теперь, кажется, наоборот.
— Кирилл, — бормочу еле связно. Слова тоже позабылись. В голове вообще пусто. Только пульсация от активно приливающей к лицу крови.
Кирилл запрокидывает голову. Забирает свои поцелуи, жестко лишая меня этой ласки. При этом телесный контакт не разрывает. Все еще крепко удерживает меня за плечи.
Тишина становится громкой. Вдох-выдох.
— Я позвоню, — говорит, но слегка сбивается. — Когда приеду с работы, я позвоню, — теперь уже изъясняется уверенно и четко.
Еле заметно киваю и подаюсь вперед. Кирилл поддерживает меня за спину, помогает сесть.
— Хорошо, — смотрю перед собой. Бушманов остался позади. Я чувствую его взгляд, но повернуться прямо сейчас просто не в состоянии. — Пока, — взмахиваю рукой и тянусь к ручке на двери.
Из машины вылетаю на сверхскорости. В подъезд иду не оглядываясь. Сердце колотится так громко, что все соседи по этажу это эхо услышат.
В лифте тру щеки, да и лицо в целом. Пальцы все еще немного подрагивают, а эмоции переполняют.
Очень странные эмоции, мне кажется, я еще никогда ничего подобного не испытывала, чтобы вот так, до подгибающихся коленей…
В квартире незамедлительно бегу в ванную, даже не разуваюсь. Ополаскиваю лицо ледяной водой. Смотрю на свое отражение в зеркале. Щеки красные, волосы немного взъерошенные, а глаза шальные. Зрачки расширились, а радужка поблескивает, и это совсем не от воды.
— Мамочки, — шепчу в тишину и сползаю к полу. Несколько минут сижу практически неподвижно. Стараюсь прислушаться к себе.
Что я чувствую? Какие это эмоции?
Они мне нравятся? Я делаю все это не потому, что хочу насолить Олегу, или же от безысходности?
Сложно. Первые секунды сложно просто собраться с духом. Взять себя в руки и честно ответить на каждый из заданных самой себе вопросов.
Я даже хочу бросить эту дурацкую затею, но тишина и неподвижность будто тянут ко мне руку помощи. Дарят успокоение, а еще понимание, что Олег здесь совершенно ни при чем. Да, моя ранимая натура, конечно, внесла свою лепту, я снова проявила незащищенность. Какую-то наивную открытость к этому миру. К мужчине.
Может быть, это плохо, в свете событий последних лет, наверное, даже ужасно. Но я ведь хочу выздороветь, перерасти весь тот ужас, в котором жила последние годы. Страх жизни, который сама себе и навязала.
Кирилл хороший. Это единственная ясная мысль, которую я держу в голове после всего, что случилось за время наших с ним встреч. Ну и то, что никакая это не дружба, с
