Любовь навылет (СИ) - Володина Таня

— Ха-ха, а вы ему сказали, что олени упали на ваш самолёт?

— Ну, разумеется! Ему пришлось меня коньяком отпаивать, чтобы я успокоился! Я ж думал, мы техническим спиртом отравились, словили групповую галлюцинацию, в беспамятстве лобовуху разбили. У меня же чуть аэрофобия не началась! Нет, я понимаю, что у многих лётчиков аэрофобия, но у меня-то никогда не было!

Послышался смех, люди наперебой заговорили.

— Отличная история! — сказал Оленев. — Ты просто кладезь старых баек, Илья Михайлович.

Он склонился над столом, наполняя вином опустевшие пластиковые стаканчики. Даша спросила:

— А вы расскажете свою историю, Матвей Иванович?

— Какую историю?

— О том, как чуть не угробили борт с пассажирами. — Даша замерла, ощущая, как разговоры за столом стихают и повисает угнетающая тишина. Добавила отчётливо: — Вы и Федя Стародубцев.

Тишина висела над столом четверть минуты, пока Илья Михайлович не кашлянул и не заявил:

— Даша, там не было угрозы жизни или здоровью пассажиров. Прерванный взлёт — стандартная процедура остановки самолёта на разбеге до достижения им скорости принятия решения. Ничего в этом страшного нет. Хочешь, я расскажу анекдот про стюардессу? — он заулыбался, и все вокруг тоже расслабились.

Снова заиграла музыка. Или Даша снова начала её слышать. Пальцы у неё мелко дрожали, и она стискивала их под столом.

— Нет, я не хочу анекдот. Я хочу услышать про стандартную процедуру. Или что, это тайна какая-то? Об этом нельзя спрашивать в приличном обществе?

— Если тебя интересуют технические подробности, ты могла бы подойти ко мне и спросить без обиняков, — сказал Оленев. — Никакой тайны тут нет.

Технические подробности Дашу тоже интересовали, но не так остро, как подробности личных взаимоотношений тех, кто находился в самолёте.

— Я ей то же самое предлагала — спросить у Матвея Ивановича, — отозвалась Нина Петровна. — Два или три раза.

— Я сейчас спрашиваю Матвея Ивановича: что случилось? Почему вы перестали летать? Почему…

… развелись и забухали на несколько лет? Почему эта история отложилась в памяти людей как «грязная»? Она этого не сказала, но Оленев, кажется, понял. Даша снова спрашивала о личном. Уже не в первый раз. Он медленно допивал томатный сок и явно тянул время, обдумывая приемлемый вариант ответа. Наконец отставил пустой стаканчик и сказал:

 — Самолёт в тот день пилотировал второй пилот. Я был контролирующим. Когда мы достигли скорости «V1», я приказал прервать взлёт. Фёдор выполнил приказ, самолёт произвёл безопасную остановку за пределами ВПП. Это всё.

— А почему вы решили остановиться?

 — Ну, разные причины бывают: отказ двигателя, пожар на борту, какая-нибудь техническая неисправность. Или помеха на полосе — не такая уж редкая ситуация, к сожалению. Иногда КВС вынужден прервать разбег, на этот случай и существует процедура.

— А что случилось-то? Кто-то был на полосе?

— Нет.

— Пожар на борту?!

— Нет. Упреждая твои вопросы, скажу, что двигатели тоже не отказывали, технических неисправностей не было и даже птица на лобовое стекло не нагадила.

— Тогда почему вы прервали взлёт?

Оленев откинулся на спинку стула и отвёл взгляд в сторону. То ли погрузился в воспоминания, то ли не хотел отвечать. Даша растерянно посмотрела на Илью Михайловича — тот жевал холодный шашлык с жадностью изголодавшегося волка. Нина Петровна цедила вино. Эд низко опустил голову, над столом сияла лишь рыжая макушка. Даша посмотрела на остальных и напоролась на взгляд Феди Стародубцева. Острый, неприязненный и проницательный. Казалось, Федя знал, что мучает Дашу.

— Почему, Матвей Иванович? — повторила Даша.

Её голос дрогнул, она почувствовала, что вот-вот расплачется, но прекратить унизительный допрос уже не могла. Она жаждала узнать правду.

— Это была ошибка, — просто сказал Оленев. — Человеческий фактор. Ну что, Комарова, я удовлетворил твоё любопытство?

Пока Даша пыталась понять, что ей не нравится в рассказе Оленева, — очень внятном и логичном, да и не стал бы он врать в присутствии коллег, — Оксана пьяно хихикнула и спросила:

— А меня удовлетворите, Матвей Иванович? Почему, когда вы из самолёта вышли, у вас всё лицо в крови было?

Скулы Оленева напряглись, но он улыбнулся, только глаза оставались серьёзными:

— О ручку катапультирования ударился.

— Ручку чего? Катапультирования? — изумилась Оксана. — На пассажирском «боинге»?

— Ага. Не видела никогда? Она между стоп-краном и кнопкой сброса салона в пропасть. — Оленев взглянул на часы и поднялся: — Коллеги, рад был с вами пообщаться, но мне пора. Желаю приятного вечера!

Он вышел из-за стола и направился по дорожке-серпантину к пансионату. Даша прилипла глазами к его спине, словно на ней были написаны ответы на все вопросы. Не успел Оленев раствориться в темноте, как кто-то добавил громкость музыки и радостно провозгласил:

— А теперь танцы! О-о-о-о, зеленоглазое такси…

27. Прерванный взлёт

Оксана взяла Дашу за руку:

— Налей мне водки, а? Тошно так.

— Ты правда видела, что он вышел весь в крови? Своими глазами?

— Мы все видели. Сначала к самолёту пожарные подъехали, долго стояли там, разбирались. Потом, когда они убедились, что пострадавших нет, борт вернулся на стоянку. А мы прибежали в аэропорт смотреть, что там стряслось. Я тогда за Федю испугалась, мы же встречались… Налей мне водки, Даш. Или подай бутылку, что ты сидишь как засватанная!

— Оксана, неужели ты на самом деле думаешь, что Оленев… — начала Даша о том, что тревожило её больше всего.

— Ничего я уже не думаю! Может, он и правда о какую-нибудь ручку ударился, там же тесно и дофига всяких приборов. Илья Михайлович, налейте мне водочки, пожалуйста. От Даши не дождёшься.

— С удовольствием, моя милая! Ты знаешь, кто такой лётчик? Лётчик — это не тот, кто пьёт между полётами…

— А кто?

— А тот, кто летает между пьянками!

— Ха-ха-ха, обожаю лётчиков! Напоите меня, Илья Михайлович, у меня такое грустное настроение!

Пока Оксана флиртовала с Ильёй Михайловичем, который годился ей в отцы, Даша пыталась разглядеть на тёмном склоне фигуру Оленева. На душе у неё скребли кошки. Не стоило заводить этот разговор. Если и впрямь на том рейсе случилось что-то неординарное (помимо стандартной процедуры прерывания взлёта), — мордобой, разборки между пилотами, ссора близких друзей, — то расспрашивать Оленева здесь, на празднике, когда он отдыхал среди коллег и приятелей, — это не просто гадко, это настоящее предательство. Подлая подстава.

Даша представила, как несчастный Оленев сидит в номере и переживает старую историю, которую дурочка Комарова зачем-то раскопала и вытащила на свет.

Нужно объясниться, попросить прощения. Срочно!

— Оксана, Оксана! — Даша схватила её за локоть и потрясла. — Ты не знаешь, в каком номере поселился Оленев? Где твои списки на размещение?

Оксана повернула голову. Растрёпанная, глаза красные и осоловелые.

— Он не… На него не бронировали… Он без ночёвки. Пойдём покурим?

Даша подскочила, словно её подбросило взрывом. Кинулась к дорожке, но увидела её извивы и застонала: пока она совершит это восхождение по серпантину, Оленев десять раз уедет.

Ей нужен короткий путь!

Она бросилась к тропинке, обозначенной красными верёвками. Остановилась в ужасе перед отвесным склоном: ей никогда не забраться на такую высоту! Нужно быть альпинистом или сумасшедшим, чтобы решиться на подобную авантюру, — в темноте, без страховки, без навыков. Даша отступила. Оглянулась на дорожку. Силуэт Оленева виднелся на самом верху, минута-другая, и он сядет в машину и уедет прочь.

Даша подпрыгнула и зацепилась за каменистую почву голыми пальцами. Вдавила носки босоножек в породу и начала карабкаться вверх. Уличные фонарики, обрамлявшие пляж, сюда не добивали, света от луны не хватало, но Даша упрямо лезла всё выше и выше. Стараясь не думать об опасности, она переставляла ноги и руки, царапая коленки и отчаянно вгрызаясь в склон. Один раз она оступилась и приложилась подбородком о камень. Перевела дух и продолжила подъём. Если ей повезёт, она догонит Оленева и скажет ему… Скажет… Даша пока не придумала, что скажет Оленеву.