Кейт Хэнфорд - Никогда не поздно
Фэй подумала о Кейси и щедро намазала сливки на оладью.
– Одна я с этим не справлюсь, – продолжала Кэтрин. – Я подружилась с ней, но я старая женщина.
– Кэт, женщины с такой внешностью, как у вас, не стареют, – искренне возразила Фэй.
– Все равно, ей нужна наперсница помоложе.
– Мне ведь сорок шесть. Я в два раза старше ее.
Кэтрин улыбнулась.
– Вы молоды лицом, Фэй, и добры от природы. Таре вы нравитесь. Если все сложится хорошо, она станет брать с вас пример.
– Господи, даже подумать страшно, что кто-нибудь будет брать с меня пример. Я наделала кучу ужасных ошибок. – Она заметила, что лицо Кэтрин приобрело слегка разочарованное и замкнутое выражение, и поспешно добавила: – Конечно, я сделаю все, что в моих силах. Я на ее стороне. И постараюсь попридержать акул и быть ей другом.
Глаза Кэтрин засияли улыбкой, она кивнула.
– Вот именно. Именно это мне и нужно – попридержать акул. Рэй ведет себя по отношению к ней прекрасно, но он не знает того, что знаю я.
Фэй молча ждала. Не стоило пытаться торопить Кэт.
– Я обнаружила нечто, способное повредить девочке. Я молю Бога, чтобы это не стало достоянием публики, но в нашем городе на такой оборот дела надеяться трудно. Теперь, когда Тара становится известной, мне… начинают звонить какие-то грязные людишки, которые пытаются что-нибудь вынюхать. Разумеется, от меня они ничего не узнают, но нет никакой гарантии, что это не выплывет наружу.
Почему Кэт ходит вокруг да около?
– Извините, Кэт, я, наверное, чего-то не понимаю, – перебила Фэй. – Что может выплыть наружу? Что Тара слишком много пьет? Принимает наркотики?
– Ах, этим никого не удивишь, – сказала Кэтрин. – Если бы о всех актрисах, которые этим занимаются, стали писать в газетах, в них не хватило бы места.
Кэтрин встала и подошла к окну, потом снова повернулась, и Фэй отметила про себя, что пауза была рассчитана безупречно. Как ни была Кэт искренна в своем отношении к Таре, она оставалась актрисой.
Наконец она заговорила:
– Тара убежала из дома. И когда она оказалась в Лос-Анджелесе, то некоторое время жила на улице.
Фэй прижала руку к губам, но не от удивления. То, о чем она интуитивно догадывалась, даже не облекая ощущения в слова, оказалось правдой. Конечно, Тара жила на улице. Все встало на свои места.
8
Десмонд О'Коннел остановился в Малибу, в доме, который сделался знаменитым благодаря актрисе Джинни Джерард. На вечеринке, происходившей в этом доме, она умерла, превысив дозу наркотика. Вскоре после трагедии владельцы продали дом и переехали в Санта-Барбару. Потом дом сменил еще нескольких хозяев, пока не попал в руки Франко Каммарады, сказочно богатого фотографа, принадлежавшего к одной из аристократических фамилий Италии.
Франко и Десмонд подружились во время съемок одного из фильмов Феллини в Сиене и ее окрестностях, где у семьи Каммарада была замечательная вилла. Сейчас Франко путешествовал по Индокитаю, а его друг занял дом в Малибу.
Все это Фэй узнала от своей домоправительницы Кармен Флорес. Кармен приехала из Гватемалы в Штаты тоненькой двадцатилетней девушкой, а теперь ей было на пять лет меньше, чем Фэй, и она воспитывала шестерых внуков. Кармен знала всю историю Голливуда, все голливудские сплетни и сообщила Фэй, что дом в Малибу известен не только тем, что в нем умерла синьора Джерард.
– В некоторых ванных комнатах – волшебный кафель, – говорила она. – Синьор Каммарада привез его откуда-то из Италии. Плитки меняют цвет вместе с морем. Какого цвета море, такого и они – то синие, то зеленые, то серые…
Фэй очень нравилась Кармен, а та видела в ней идеальную работодательницу. В обязанности Кармен входило два раза в неделю прибирать маленький домик в Санта-Монике, наполнять холодильник продуктами и сдавать вещи в химчистку. Поэтому остальные три дня она могла работать на других нанимателей, по субботам наводить порядок в собственном доме и проводить воскресенья с внуками. В ее глазах Фэй обладала дополнительными достоинствами – она была очаровательной женщиной, имела доступ в мир, который так любила Кармен, – мир кино – и не имела мужа. «На одиноких женщин гораздо легче работать, – говорила Кармен. – Замужние вечно на взводе, потому что стараются угодить мужу и сами не знают, чего хотят».
Где-то на полпути между Санта-Моника-Бич и Малибу Фэй спросила:
– Правда, что там кафель меняет цвет вместе с морем?
– Я думаю, это оптическая иллюзия, – ответила Кэт.
– Вы были так похожи на маленькую девочку, когда спросили про этот кафель, – сказала Тара. – Я вспомнила одну свою знакомую.
Решив, что сказала слишком много, Тара выпрямилась и стала смотреть в окно. Она и на этот раз была одета скромно, но уже не походила на школьницу. На ней была яркая шелковая блузка в полоску и туфли на очень высоких каблуках. Фэй чувствовала себя рядом с ней чуть не карлицей. Они втроем ехали на встречу с О'Коннелом, поскольку играли трех главных женщин в жизни сенатора – жену, дочь и любовницу.
Телевизионщики предлагали убрать из действующих лиц Жоли, которая убивает сенатора, и взвалить это убийство на плечи Карлотты, но Рэй убедил их оставить все, как есть. Карлотта Фитцджеральд не была убийцей. Она была «вечной возлюбленной», к которой сенатор неизменно возвращался, когда кончалось его очередное увлечение.
Машина затормозила у невысокой ограды на шоссе Пасифик-Кост, шофер что-то проговорил в домофон. Ворота открылись, потом снова закрылись за ними, и они оказались в замкнутом мире привилегированных обитателей частных владений на побережье. День был очень жарким для поздней осени, в золотистом мареве синел океан, волны мягко накатывали на пологий берег, оставляя на песке желтоватую пену.
– Вот где я хотела бы жить, – восхищенно вздохнула Тара.
– Когда-нибудь так и будет, – сказала Кэтрин.
В глазах Тары появилось сомнение, но она промолчала.
О'Коннел ждал их на огромной веранде. Он сидел, положив босые ноги на перила и держа в руке бокал с янтарной жидкостью. При их появлении он встал, обнял Кэтрин и поцеловал ее в лоб.
– Кэт, помогите мне разобраться, – произнес он своим знаменитым мягким баритоном с едва заметным ирландским акцентом. – Кто из этих прелестных женщин моя дочь, а кто любовница?
Фэй засмеялась, а Тара сказала:
– Здравствуй, папа.
– Да, – он взял ее за руку, – это дочка, достойная сенатора Томаса Мадигана, старого сукина сына.
Потом настала очередь Фэй. Он оказался не таким внушительным, каким она привыкла видеть его на экране, но таким же красивым. Синие глаза были обрамлены густыми черными ресницами, которым позавидовала бы любая женщина, а седина в темных волосах лишь подчеркивала мужественную красоту лица. Фэй отметила, что пока он не пользовался услугами хирурга-косметолога и, наверное, ему это не нужно. Этот человек нравился себе таким, как есть.
