Ребекка Форстер - Оглянись на бегу
Блейк выдвинул верхний ящик комода и задумался над ворохом белья. Наконец вытащил из кучи игривые трусики – тоненькую полоску синего шелка. Подбросил вверх, поймал и полез в следующий ящик. Там он обнаружил тенниску с весьма игривой надписью на груди и леггинсы. И тут…
– Блейк Синклер, ты хочешь, чтобы я насмерть простудилась?
Дейни стояла в дверях, завернувшись в полотенце, откидывая со лба мокрые волосы. От горячего душа она раскраснелась, на щеки вернулся румянец. Только веки у нее были красны не от горячей воды, а на щеках виднелись дорожки от слез. Сколько же их пролилось, если и вода не смыла их следы!
Дейни поймала взгляд Блейка и улыбнулась – фирменной улыбкой Кортлендов, улыбкой, словно говорящей: «Мне больно, мне страшно, я жить не хочу, но ни за что в этом не признаюсь».
Блейк улыбнулся в ответ. «Не притворяйся, – говорила его улыбка. – Я знаю, что твое сердце разбито, – и видит Бог, как я хочу его склеить!»
Он протянул ей вещи, и Дейни неловко потянулась за одеждой. Она боялась прикоснуться к Блейку – боялась, что снова разрыдается, еще раз продемонстрирует свою чертову уязвимость.
– Не лучший мой костюм… – улыбнулась она.
– На тебе все прекрасно, – ответил Блейк. Хотел ответить громко и весело, но из пересохшего горла вылетел только хриплый шепот. Что-то сдавило ему грудь, он не мог сказать больше ни слова.
Дейни вздернула голову. Улыбка на ее лице застыла, превратившись в жалкую и страшную гримасу. Блейк заметил, что ее бьет дрожь, и поспешно отвел взгляд.
– Послушай, Блейк, тебе ведь не обязательно оставаться. Со мной все в порядке. Правда. Я просто валяла дурака. Вела себя как ребенок, верно?
Дейни осмелилась взглянуть Блейку в глаза – и прочла там правду. Он все понимает. Он знает, что Дейни сама не верит своим словам. И не хочет, чтобы поверил Блейк. Ему нельзя уходить. Только он может вернуть ей жизнь. Без него она погибнет.
– Нет, Дейни. Взрослые тоже устают. Им тоже нужно отдыхать. Всем нужно. Даже тебе.
Дейни кивнула, и плечи ее вдруг мелко затряслись. Глаза наполнились страхом и слезами. Чувство одиночества и неприкаянности охватило ее с новой силой: Дейни не знала, как с ним бороться, не знала, как рассказать о нем другу.
Одежда полетела на пол; Блейк сжал Дейни в объятиях. Она вцепилась ему в свитер, словно боялась упасть; все тело ее содрогалось от рыданий.
– Не хочу… – прошептала она, и голос ее прервался.
– Знаю, родная, – ответил Блейк. Сердце его разрывалось от любви и боли.
– Не хочу реветь! – отчаянно выкрикнула она. – Я не маленькая… – Она громко всхлипнула. – Я могу… сама… о себе… позаботиться…
– Ш-ш-ш. – Блейк крепче прижал ее к себе и поцеловал в мокрый лоб. Их разделяло сырое полотенце, с волос у Дейни стекала вода, но Блейк этого не замечал. Он обнимал ее, целовал, гладил по голове и обнаженным плечам, шептал что-то ласковое. Он забыл обо всем – осталась только Дейни и ее горе.
– Блейк, я так хорошо работала!..
Голос ее дрогнул и затих. Блейк понял: здесь, у него на глазах, рушится то, без чего Дейни не сможет жить, – ее вера в себя. Этого он перенести не мог. Дейни побеждена – это печально, но понятно, это рано или поздно случается с каждым. Дейни сдалась – это что-то немыслимое! Пусть это правда – Блейк не хочет, не может этого слышать. Поверить этому – значит поверить, что рано или поздно каждый из них пойдет своим путем. Умом Блейк понимал, что такое возможно, но и думать об этом не хотел.
Укрыв Дейни в своих объятиях, Блейк повел ее в спальню. Словно в странном танце двигались они по пустому дому. Дейни уткнулась ему в плечо и всхлипывала – совсем тихо. Через неделю она, пожалуй, заявит, что и не думала реветь. Но это будет еще не скоро. А сейчас ей очень нужен Блейк. Нужна его нежность, его доброта. Нужен его свадебный дар – безоговорочное приятие и любовь.
Блейк откинул с кровати одеяло, снял с Дейни и отбросил в сторону мокрое полотенце. Нежно, любуясь ее красотой, усадил ее на кровать, затем уложил и укрыл до подбородка. Край одеяла был сыроват – все здесь пропиталось ее неизбывным горем. Блейк сделал несколько шагов к двери – и вдруг, словно решившись, скинул одежду, лег рядом и прижал Дейни к себе.
Так они лежали не один час. Наконец слезы Дейни высохли, и она заснула – спокойней и крепче, чем спала все эти недели. В объятиях Блейка было спокойно, рядом с ним она ничего не боялась. Никто никогда не узнает, что она испугалась. Блейк никому об этом не скажет и никогда не напомнит ей самой.
Прошла ночь, и в окно постучались бледные лучи рассвета. Блейк так и не сомкнул глаз: всю ночь он охранял покой женщины, которую любил.
Из гостиной слышались приглушенные голоса. Шел «разговор об умном» – люди, у которых денег больше, чем мозгов, обожают такие разговоры. В гудении голосов Дейни различала звонкий смех Дженни – слишком искренний для такой утонченной компании – да самодовольный баритон заезжего гения. Остальные сливались в общий шум.
В былое время Дейни нравились такие застолья. Да что там – она обожала быть в центре внимания. Теперь же, сосланная на кухню, куда не долетало ни единое слово, она едва локти себе не кусала от злости.
Дейни прислонилась к красавцу-буфету под черный мрамор и попыталась привести в порядок мысли. Ей казалось, что над головой ее, глухо ворча, висит черная грозовая туча. Впрочем, эта туча, грозящая бурным взрывом недовольства, мучила Дейни уже две недели: с тех пор, как Блейк уговорил ее переехать. Разумеется, не навсегда; лишь пока ей не станет лучше. Но сегодняшним праздничным вечером туча разбухла почти вдвое.
Дейни сидела на кухне уже минут сорок, и никто о ней не вспоминал. Даже Блейку не до нее: он в гостиной, играет роль радушного хозяина – скрепляет порванную нить беседы, подливает дамам вина, случайным прикосновением заставляя трепетать женское сердце, отводит «на два слова» какого-нибудь важного гостя. Даже заезжий гений, явившийся без приглашения, получил от него свою долю ласковых слов, кивков и улыбок. Все получили свое. Только не Дейни.
Дейни взяла с подноса оливку и отправила в рот. Ей стало чуть полегче. Чертов Блейк. Что он там празднует? Как смеет развлекаться, когда дела – хуже некуда?!
Дейни съела вторую оливку, затем начала с хрустом грызть морковь. Туча рассеялась, но обида на Блейка осталась. Теперь Дейни раздражала его чрезмерная внимательность. Словно молодожен, ей-Богу! Неужели он надеется, что Дейни останется здесь навсегда?
По совести сказать, Дейни не на что было жаловаться. Она и выглядела и чувствовала себя гораздо лучше, чем две недели назад. Она ничего не делала – читала целыми днями да ездила по магазинам, Блейк все время был рядом… словом, лучше любого курорта. Блейк сумел убедить Дейни, что она потеряла – «отвергла» – поправляла она – не так уж много. Подумаешь, работа! Зато появилась возможность изменить свою жизнь. Появилось свободное время, друзья, наконец – любящий мужчина. «Ты должна благодарить судьбу», – говорил Блейк, и Дейни верила. Он чертовски хорошо умел убеждать. Особенно в постели.
