Даниэла Стил - Мой нежный ангел
— В этом году я смогу взять только очень короткий отпуск — в конторе слишком много дел, а я теперь работаю одна, — сказала Лиз. — Быть может, мне удастся вырваться на недельку, и ее мы проведем вместе — обещаю. Что касается остального времени, то как все-таки насчет летнего лагеря, девочки? Было бы очень неплохо, если бы вы поехали туда на месяц или хотя бы на три недели. Что касается Джеми, то ему, я думаю, лучше побыть со мной — так мне будет не слишком одиноко. Днем он может оставаться с Кэрол или ходить в школьный лагерь, а вечером я буду его забирать.
— А можно мне будет брать с собой еду? Ну, в лагерь, я имею в виду? — озабоченно спросил Джеми, и Лиз улыбнулась ему. Прошлым летом Джеми уже ходил в лагерь при школе, и ему очень не по вкусу пришлись школьные обеды. Если не считать этого, то в лагере ему понравилось все: и занятия, и дети, и даже «мертвый час», хотя дома он уже давно не спал после еды. Впрочем, выбирать было особенно не из чего — таких, как Джеми, в загородный летний лагерь все равно не брали.
— Ты сможешь брать свой обед с собой, — пообещала Лиз, и Джеми немедленно просиял.
— Тогда я согласен ходить в школьный лагерь, — сказал он.
«Итак, с мальчиками вопрос решен — остались девочки», — думала Лиз, пока они возвращались домой. Настаивать она ни на чем не собиралась, по опыту зная, что вопрос скорее всего решится сам собой. И действительно, сестры спорили о чем-то до самого Сакраменто, но в конце концов все же решили, что летний лагерь — это не так уж плохо, особенно в июле, когда в Сан-Франциско и его окрестностях деваться некуда от жары. Когда же Лиз пообещала, что в августе свозит их на озеро Тахо еще на неделю и что остатки каникул они смогут не только прожить дома, но даже приглашать друзей в бассейн, радости их не было предела.
— А мы будем устраивать пикник на Четвертое июля?[2] — спросил внезапно Джеми, и Лиз не нашлась что ответить. Традицию устраивать пикник в этот день установил Джек. Он жарил на мангале сосиски, закупал напитки для импровизированного бара и также лихо играл одновременно на банджо и губной гармонике. И теперь, вспомнив все это, Лиз почувствовала, как ею снова овладевают подавленность и тоска.
Она покачала головой и, бросив взгляд на Джеми, увидела, как по щекам сына скатились две крупных слезы.
— Ты расстроился? — спросила она, но Джеми отрицательно покачал головой. Очевидно, его беспокоило что-то еще — что-то гораздо более важное. — Так в чем же дело, дружок? — негромко проговорила она, и Джеми шмыгнул носом, прежде чем ответить.
— Я только что вспомнил… Теперь я не смогу участвовать в Специальной олимпиаде.
Это действительно была серьезная причина для огорчения. В последнее время Джеми постоянно участвовал в Специальных олимпийских играх для детей с замедленными темпами развития и даже занимал призовые места. Джек сам готовил его к решающим соревнованиям. Джеми так сосредоточенно тренировался под его руководством, что забывал порой про отдых и сон. А они всей семьей ходили болеть, когда Джеми участвовал в том или ином виде программы.
— Почему не сможешь? — спросила Лиз, не желая сдаваться. Она знала, как много сил вкладывал в это дело Джек и как важно это было для Джеми. — Может быть, Питер сможет подготовить тебя не хуже папы.
— Ничего не выйдет, — с сожалением напомнил Питер. — Я же буду дежурить в клинике с восьми утра до восьми вечера. Быть может, иногда мне даже придется работать в выходные. Боюсь, у меня просто не будет времени заниматься с Джеми.
Последовала долгая, напряженная пауза. Слезы продолжали катиться по щекам Джеми, и Лиз казалось, что каждая из них прожигает в ее сердце новую рану.
— Хорошо, Джеми, — сказала она наконец. — Значит, нам придется заняться этим вплотную самим, тебе и мне. Давай для начала решим, в каких состязаниях ты хотел бы принять участие, и будем готовиться именно к ним. Вот увидишь: мы постараемся как следует, и в этом году ты непременно завоюешь золотую медаль.
Глаза Джеми удивленно расширились.
— Без папы? — произнес он наконец, продолжая смотреть на нее во все глаза и силясь понять, говорит она серьезно или просто дразнит его. Но Лиз не поступила бы с ним так ни раньше, ни тем более теперь.
— Да, без папы, — подтвердила она. — Я уверена, у нас все получится. В любом случае будем сразу нацеливаться на победу — на самую главную медаль, иначе не стоит и пробовать. Ты со мной согласен?
— Но ты не сможешь! — воскликнул Джеми. — Ты не знаешь, как надо!
— Я научусь. Мы будем учиться вместе, ты и я. Ты покажешь мне, какие упражнения вы делали с папой, а я почитаю специальную литературу. Вот увидишь, что-нибудь мы наверняка выиграем.
Слабая улыбка озарила лицо Джеми. Вытянув руку, он легко коснулся ее плеча и не прибавил больше ни слова. Лиз было достаточно этого прикосновения. Проблема — она надеялась — была решена. Насчет лета они договорились, и теперь ей оставалось только записать девочек в летний лагерь, зарегистрировать Джеми в Специальном детском олимпийском комитете и зарезервировать на август несколько комнат или снять дом в окрестностях Тахо. Ни одно из этих дел не было простым само по себе, каждое требовало достаточно много если не усилий, то времени, но Лиз все равно имела полное право вздохнуть с облегчением. Ей удалось не только разгадать сокровенные желания детей, но и исполнить их, никого не обидев и не ущемив чьих-либо интересов, а главное — она сумела сделать это сама, одна. Лиз чувствовала, что справилась, что не обманула ожиданий детей, которые, может, и невольно, но все же вспоминали и сравнивали время, когда Джек был жив, с сегодняшним днем. И даже если ей не удалось полностью компенсировать им отсутствие отца, все же первые трудности были преодолены.
Да и вообще грешно жаловаться. Дети прилежно учились и улыбались все чаще; они с удовольствием катались с ней на лыжах и на санках, и все, что ей оставалось, это не дать им оступиться, не дать погружаться в прошлое. А еще ей предстояло работать за двоих в офисе, осваивать сложную профессию индивидуального тренера ребенка-инвалида и при этом — постоянно держать себя в руках. Никаких проявлений слабости — это свело бы на нет все, что она уже успела. И пока их машина неслась к Сан-Франциско по пустынному шоссе, Лиз чувствовала себя цирковым жонглером, который, стоя одной ногой на канате, пытается жонглировать доброй дюжиной ручных гранат со вставленными запалами. Она не имела права ошибиться, потому что внизу, под натянутым канатом, стояли ее дети и смотрели на нее.
Додумать дальше она не успела. Меган включила радио на полную мощность, так что Лиз перестала слышать даже собственные мысли. Джек непременно устроил бы по этому поводу скандал и в конце концов заставил бы Мег выключить музыку, но Лиз ничего не сказала. Она знала, что это хороший признак, свидетельствующий о переменах в настроении детей, поэтому она только посмотрела на дочь и, слегка улыбнувшись, сделала радио еще громче.
