Лариса Райт - Золотая струна для улитки
Потоки ее слез давно смешались с небесной водой. Лужица под ногами разлилась в соленое море. К окну прилипли красные заплаканные глаза, сопливый нос, дрожащие ладошки. Мокрые волосы сосульками разметались по стеклу. Зубы стучат, а губы отчаянным шепчут:
– Мама! Мамочка!
4
– Мама! Мамочка!
В этом месте Андреа всегда просыпается. Одно и то же, почти каждую ночь. Другая на ее месте сошла бы с ума, а она привыкла. Она даже ждет этого странного ночного свидания, где сон оборачивается давней явью, превращает жизнь в заезженную пластинку. В конце концов, что у нее есть, кроме мучительного сновидения? Ни писем, ни фотографий. Фотографии были, но она от них избавилась. Остались одни только разрозненные воспоминания и этот яркий упорядоченный сон. Так пусть он будет. Жаль только, своими всхлипываниями она пугает Эрфана. Котенок скатывается с кровати и нервно кружит по комнате. Не тычется в лицо мокрым носом, не облизывает плачущие глаза, не работает успокоительным, – боится пока, потом привыкнет. Случайный свидетель ее ночных кошмаров сказал бы, что Андреа оказалась в аду, а сама она не знает, как объяснить этот сон. Почему она не хочет от него отказаться? К чему стремится? Чего ей не хватает: адских мук или райского наслаждения?
Что там написал ее печатный собеседник – неисправимый меланхолик? Где же газета? Ах да. Вот и письмо:
…Пытаюсь следовать вашему совету. Не знаю, получается ли. Много думаю – а что еще делать? Но не всегда мысли складываются в стихи. Тяготею к праздным размышлениям. Что это со мной? Начал выбираться из адского пламени? А куда? Зачем? Какое оно, всеобщее устремление? Блаженство? Нирвана? Рай? Вот послушайте:
«Суждено после смерти, – лопочет молва, —Свое место душе обретать».Ада здесь, на земле, я изведал сполна,Суждено ли мне рай повидать?..
Андреа, конечно, рождена католичкой. Но ей ли до веры в Бога? И почему она не написала ответ раньше? Он же буквально вертится на кончике ручки. Буквы падают чернилами на бумагу и выстраиваются в ряд:
…«Ад и рай – в небесах», – утверждают ханжи.Я, в себя заглянув, убедился во лжи!Ад и рай – не круги во дворце мирозданья,Ад и рай – это две половинки души[27].
Подумайте…
– Подумайте, Анечка, – Валентин Карлович грызет дужку очков и не сводит с пациентки настойчивого взгляда. – Подумайте, девочка моя!
– Я уже подумала. Ответ отрицательный.
– Очень зря, очень зря, милочка. Гипноз – это просто панацея в вашем случае. Несколько сеансов – и никаких дурных воспоминаний, никаких наваждений, никаких кошмаров. Просто доверьтесь мне.
Вы принимаете все слишком близко к сердцу. Не стоит. Все замечательно. Весна заканчивается, скоро лето. Поедете в отпуск.
Андреа, как обычно, смотрит в окно и говорит, будто поет, сладко и мечтательно. И кто у кого на приеме?
– И все же, Анечка! Не понимаю, чего вы боитесь?
– Боюсь ополовинить душу.
5
– Половинчато как-то работаешь, Марат. Не дирижируешь, не ведешь за собой. Пустые взмахи. Где техника? Где эмоции? Скрипки опоздали, контрабас вообще вылетел в три лишних такта. И это когда в зале мэр! – Директор филармонии брызжет слюной, наскакивая на дирижера. – Возьми себя в руки, в конце концов. Или я буду вынужден принять меры. Скатишься во второй состав, и сиди там. На твое место у меня пол-Привоза желающих.
– Не знал, что филармония продается на рынке.
– Не ерничай! У тебя сейчас не то положение, чтобы дерзить. Твоя хандра уже всех достала. Иди проветрись. Расскажи морю о своих горестях и утопи их в пучине. Завтра у нас «Дон Кихот», и оркестру необходим за пультом Санчо Панса, а не несчастный Ромео.
Марат уважает старших. Море так море. Трясется в трамвае до Шестнадцатой станции Большого Фонтана, бредет старческой шаркающей походкой по даче Ковалевского. Под похоронный звон колоколов мужского монастыря обходит маяк и взбирается на высокий заросший курган.
«Вот оно, море. Внизу. Под откосом. Что же ты сделало, море? Я к тебе за легкой долей при-ехал, за удачей, за жизнью счастливой. Что же ты натворило, черная твоя душонка? Словами тебя Марийка обидела? Любовью своей к маленьким водам? Ты за это ее возле них оставило, к себе назад не пустило? Подхватило крутыми волнами да сбило с пути? А я-то тебе чем не угодил, махина бескрайняя? Чем лазурь твою потревожил? Что шумишь? Не нравятся такие речи? А ты послушай. Заслужило. Я еще не на такое способен. Сейчас как разбегусь, зажмурюсь, прыгну – и живи потом, волнуйся, теки, мучайся, шторми о судьбе разбитой!»
Марат немного отходит, закрывает глаза, распахивает руки и устремляется в небытие.
– Стой!
Марат – на самом краю, из-под ботинок ускользает почва, он уже летит вниз половиной корпуса, но чья-то невидимая рука удерживает его. Крепкая хватка и яростный мат возвращают его на твердую почву. Марат по инерции делает шаг назад и падает на своего спасителя.
– Купальщик хренов, твою мать! – Коренастый парнишка лет двадцати скидывает с себя тяжелую тушу. – Всю одежду мне испоганил, придурок, утопленник безмозглый!
– Ну, ты полегче!
Марату наконец удается рассмотреть, кому принадлежит рука Провидения: потертые джинсы, высокие ботинки, поверх байковой рубахи – тонкие подтяжки. А еще бритый череп, садистская усмешка и маленькие, злые глаза.
– Тю… Во дела… Егор Коваленко чурку спас! Ну, те повезло, шо ты спиной стоял, я и не бачил, кого ухватил. Ну, блин, заразы вы живучие! Ща я это дило зправлю. Ща ты у мене…
Марат не дает скинхеду договорить, размахивается и вталкивает кулак в омерзительную челюсть. Противник не остается в долгу. Сцепившись, они катаются по кургану. Пыль, грязь, кровь, обломки зубов, клочки одежды, обрыв, пропасть. Только теперь Марат тянет изо всех сил, чтобы удержать обидчика, вытащить, вызволить из лап смерти, тянущих в темную пену воды. Обессиленные, они лежат на холодной траве, бездумно разглядывая звездный рисунок неба. Тишину нарушает лишь плеск голодного прибоя.
– Ну чё? Легче-то стало?
– Стало, – буркает Марат.
– Порядок, – сплевывает кровавую жижу Егор. Улыбается беззубым ртом, протягивает Марату руку: – Смотри не топись больше.
Марат пожимает увесистую ладонь.
– Не буду.
6
– Есть будешь?
– Не буду, не обижайся. Спешу, – ободряюще улыбается Марат пожилой женщине. – Забежал на минутку на вас посмотреть. Случайно поблизости оказался.
– Все дела?
– Дела.
Дела, надо сказать, интересные. Рыжая Андреа появляется на объекте одна. Хозяин укатил в очередную командировку. Интересно, статус декоратора уже совмещен с ролью любовницы? Что за мысли? Какое ему до этого дело? Так, праздное любопытство.
