Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро
Выходит, дешевле врачей с берега послать, чем бригаду на борту держать.
– Какая ты черствая. Рассуждаешь, словно дебит с кредитом сравниваешь. А я трясусь вся. Как будто виновата.
– В чем?
– Ну, я Никиту соблазняла…
– Так уж и соблазняла? Даже если и так, то кто это видел?
– Ты видела.
– Я тебя не подозреваю.
– И я тебя.
– Вот видишь, нас уже двое. Осталось еще 78 человек плюс два водителя проверить.
– То есть ты напрочь отрицаешь, что она что-то съела не то?
– Отрицать не отрицаю, но рестораны тут ни при чем. Мы всей группой, включая детей малых, ели то же, что и она. И все нормально себя чувствуют.
– Да, похоже. Помнишь подобный случай, когда возвращались из Австрии? Три или четыре тургруппы из одного отеля. Так в самолете такое амбре стояло… И очереди в туалет из тех, кто на ужин ели рыбу. Нам свезло, что выбрали курицу.
– Вот. Вспоминай положительные моменты.
– А нас допрашивать будут, как думаешь?
– Надя, положительные! Зачем нас допрашивать?
– Мы же рядом все время были.
– Ну, может, в Хельсинки и спросят о чем-то. Но что мы можем по существу сказать? Что сидели рядом в автобусе? Она даже кофе не пила. Только из своей бутылки воду. Вот это и скажешь.
– Никиту, наверное, заподозрят.
– Не городи огород. Он тут при чем?
– Ну, может, она его так достала, что он решился от нее избавиться.
– Ты сама-то веришь в то, что сказала?
– А кто его знает? Он вел себя порой очень странно.
– Мы с тобой уже обсуждали эти странности в поведении. Не помнишь?
– Так ты все к психологии отношений сводишь. А может, это было как раз из другой области?
– Не думаю. Это ж надо быть просто злодеем каким-то, причем глупым злодеем. Отравить жену в море и при этом не знать, что санавиации стран, мимо которых паром идет, всегда готовы вылететь на помощь. Иезуитство в чистом виде.
– Так, может, он как раз такой двуличный и есть.
– Что же ты на такого запала?
– А мне вечно не везет. Зато ребусы разгадывать – это мое призвание.
– Фантазировать твое призвание. Неплохо, конечно. И я даже готова слушать твои версии, потому что рациональное зерно всегда в них есть. Но в данном случае давай дождемся и, прежде всего, расспросим Ловиису.
– Вот только не ее. Я ее подозреваю.
– И ее тоже?
– Вспоминай. Она исчезла во время экскурсии в Дании. И Никита в это же время исчезал. Нет, ты этого не знаешь. Ты в подвале была. Тогда в Амстердаме. В маркете тамошнем. Она привела нас в ресторан, а сама куда-то испарилась. И Никита в зал так и не пришел. Так вот. Мы обедали на втором этаже, и я почему-то решила подняться на третий к магазинчикам, но в лифт зашли люди, я растерялась и оказалась на самом верху. И там я увидела, что Ловииса и Никита мирно сидят за столиком маленького кафе, едят и заинтересованно так беседуют. Причем она ему показывала какой-то альбом, а он написал что-то на салфетке и отдал ей. Подозрительно.
– Ты мне об этом не рассказала.
– Сама виновата. Я начала, а ты свернула на секс.
– Это когда я тебя провоцировала говорить о сексе?
– А про кроликов помнишь?
* * *
Собрались на одиннадцатой палубе в помещении для отдыха, которое на схеме имело трудно переводимое название Hansa-lounge. То ли гостиная для друзей, объединенных в некий союз, то ли комната на грузовом судне. А может, что-то связанное с курением. Хотя причем здесь, на Балтике, китайская трубка? Спросить у Ловиисы никто не решался – сейчас она была единственным источником более важной информации о состоянии Веры. С десяток туристов теснились кружком вокруг стола, за которым гид сидела рядом с Никитой.
Он не выглядел растерянным, но внутреннее напряжение сквозило. Его плечи были как-то неестественно отведены назад, под тонким свитером угадывались кубики брюшного пресса, что создавало впечатление рыцаря в доспехах. «От кого защищаешься? – внимательно наблюдая за ним, думала Лина. – Никто ж не нападает. Или расцениваешь повышенный интерес к своей особе как угрозу?»
Скорее, это было именно так, потому что изредка он проводил рукой по волосам, вроде бы поправляя прическу. Словно вспоминал, как в детстве мать успокаивала его, поглаживая по голове в знак одобрения. Лине захотелось обнять ладошками пальцы Никиты, заглянуть в глаза и поделиться уверенностью в его невиновности. Но это на виду у всех было невозможно. Публика расходиться не желала.
Люди задавали вопросы, кто-то из любопытства, но большинство с сочувствием.
Ловииса отвечала односложно. Видимо, и сама мало что знала. Поэтому разговоры из области дознания быстро переместились в зону предположений.
– То, что Вера отравилась, это факт, – констатировала гид, – чем, пока не ясно. Но сильными токсинами. Анализы взяли, результаты нам пока не сообщили.
– Надо вспоминать всем миром все эпизоды, если кто сталкивался с Верой и что-то показалось подозрительным, – предложила женщина лет пятидесяти. – Всегда на работе так поступаем, чтобы сложить картину какого-то происшествия.
– Мы не следователи. Как мы сможем что-то расследовать? – возразил ей мужчина, стоявший в позе отдыхающего Геракла.
– А у меня вот какая идея, – это продолжила Надежда. – Как Шерлок Холмс поступал? Он к подросткам обращался. Я воспитатель и знаю, дети подмечают то, на что взрослые внимания не обратят.
– Глупость какая, – резанула девушка в красной куртке. – Какое дело моему ребенку до какой-то тетеньки, которая сидит в углу ресторана и что-то там ест?
Спор набирал обороты, и Никита никак не мог расслабиться, хотя никто не предлагал радикального: обследовать вещи Веры, их каюту, заглянуть в мобильники, а тем более обшарить его карманы. Народ просто рассуждал.
– Каждый должен возделывать свой сад, – повальтерил Никита. Ему было неприятно, что чужие люди лапают его судьбу. Это его нервировало. Мешало возможности сосредоточиться. У него было чувство, что квинтэссенция происшествия где-то рядом, витает как дымка от сигареты над головой. Но он силится и никак не может ощутить этот запах. Этот смрад истины. А то, что она дурно пахнет, он не сомневался.
Он прекрасно понимал, что негатив притягивает только негатив. Вера же последнее время была озлоблена. На людях это не проявлялось. Но когда закрывалась дверь гостиничного номера или каюты, она, устав за день сдерживаться, все вываливала на него. Говорила вроде о пустяках. То Ловииса ей казалась дурочкой, то сосед по салону хамом, то какой-то ребенок был плохо воспитан. Никита старался не слушать ее излияний, потому что дурное заразительно
