Любовь оставляет отпечатки - Лена Коро
– Ну, и что ты унюхала?
– Она о Никите говорит плохо.
– Вот. Явный признак семейных неурядиц.
– Надь, я о Вере сейчас. О ее тревожности. О ее мнимой гордости. О том, что она боится будущего. И обвиняет Никиту во всех своих бедах.
– Так я тебе об этом уже говорила. Она себя святой мнит, а его за простофилю держит.
– Все сложнее. Но, знаешь, подмывало несколько раз спросить в лоб: а зачем ты тогда за него цепляешься? Такого грубого, неудачника, враля?
– Ага, и ты поняла наконец. Сняла розовые очки. Я тебе практически с начала поездки талдычу: не пара они, не пара. Одна видимость.
– Да это понятно. Но ведь важно другое. Почему они тогда все еще вместе? Что держит, что мешает разойтись и быть счастливыми в другом месте?
– Можно подумать, они одни на всем белом свете такие. Как раз наоборот. Иначе не было бы работы у психологов там всяких, у гадалок и прочих. Полмира, если не больше, так живут. Вляпались по молодости, и нет сил исправить собственную ошибку. Чего тут понимать? Просто удобно.
– Я это и пытаюсь переварить. Как может быть удобным то, что мужчина, к примеру, изменяет и ты это знаешь? Это же разрушительное чувство – ревность. Как можно его копить? Его терпеть-то невозможно. А она говорит о каких-то договоренностях. Типа, пусть гуляет, лишь бы я не знала. То есть если не знает, то этого и нет вовсе.
– Зато есть поездка к морю. Или какие-нибудь брюлики на день рождения. Или муж создал ей приличный быт, а она его за зону комфорта принимает.
– Это все теория. Для студентов. А тут живой человек, который то ли играет выученную роль, то ли действительно пребывает в этой так называемой зоне комфорта, которая по сути является дискомфортом. Я это силюсь понять и не могу. Как неглупый человек не в состоянии разделить две вещи? Шкаф, где у нее все лежит по полочкам, вызывая удовлетворение. И постоянную тревожность, нервозность по части партнера, который изменяет. Где у нее в голове клинит так, что происходит подмена понятий комфорта в отношениях комфортом в быту? Мозг же точно умеет определять – если туфли жмут, их носить себе дороже. А тут – терпи и радуйся?
– Да понимает она все. Только выйти из этой зоны не желает. Для меня в этом вопрос – почему?
– Знаешь, мне кажется, что Вера научилась компенсировать свои потери в любви каким-то образом типа занятий спортом или творчеством. Надо бы спросить, может, она в хоре поет.
– Ты думаешь, это полноценная замена? Постоял на голове, успокоился и снова можно тихонько по карманам у мужа шнырять – чего бы ни нашел, все по барабану.
– Ой, мне пришла смешная мысль. В йоге поза на голове называется ширшасана. Ширша – это голова. Что такое сана, сейчас гляну в Интернете. Но вспоминай. Буквально через речку от твоей дачи находится что? Правильно, деревня Ширша.
Это же надо было именно там построить… что там находится?
– Психоневрологический интернат… А, поняла. Ширша – голова, которую опрокинули, не варит то есть. Ха-ха. Грустно и смешно. Ну, а сана что такое?
– Еще смешнее. Хлопанье ушами.
– Вот почему я на йогу никогда не хотела ходить. То они предлагают вместо секса сидеть в асане до получения оргазма, то на голову встать и ушами хлопать… – подруги от души смеялись, забыв, что только три минуты назад грустно рассуждали о супружеской неверности.
Завтрак обе почти проспали. Прибежали в ресторан последними, благо на кораблях шведские столы роскошные. Еды хватило. Накидав в тарелку мясной и сырной нарезки, Надежда поискала глазами свободный столик. К ее удовольствию, Никита сидел один за чашкой кофе, уставившись в панорамное остекление, за которым, правда, была видна только серая вода.
– Можно мы к вам присоединимся? – скорее для приличия спросила Надежда.
Никита мотнул головой.
– Вы тоже одна?
– Нет, конечно. А почему «тоже»? Где Вера?
– Ей нездоровится. Укачало.
– Разве была качка?
– Не знаю, я спал крепко. Но она так сказала.
– А мы с Линой не почувствовали, хотя и проболтали почти до утра.
Лина, судя по всему, не очень обрадовалась выбору подруги, но сесть за другой столик не решилась.
– Доброе утро, – пробурчала она, не глядя на собеседников. Села на краешек кресла, отхлебнула кофе.
– Что-то у вас завтрак какой-то непрезентабельный, – Никита почувствовал неловкость и попытался сгладить ее.
– Если красная рыба неказиста для вас, я даже не знаю, что и ответить.
– Я о количестве еды на тарелке.
– Ой, Лина на протяжении многих лет на завтрак ест только кусочек рыбки и запивает кофе, – Надежда переключала разговор на себя. – Кто-то ей когда-то подсказал. Вроде как полезно для тургора кожи.
– Надя, Никите не интересны наши женские хитрости. Давайте поговорим о погоде.
– Погода так себе, – тут же откликнулся Никита. – Если судить по монотонности картинки за стеклом.
– Вот и я о том, – опять вклинилась Надежда. – Никаких волн, бурунчиков и прочего. Лина, ты шторм ночью чувствовала?
– Нет. Штиль на море. А что?
– Вера слегла из-за качки. Ей плохо.
– Никита, это так? – Лина заметно заволновалась. – Давайте я попрошу, чтобы ей завтрак в каюту принесли.
– Спасибо, не надо. Она не будет. Ее выворачивает.
– Ой, не нравится мне это. Вы Ловиису поставили в известность? На пароме нет врача. Может, в группе есть.
– Не суетитесь. Я сейчас вернусь в каюту и, если ей хуже, сообщу.
– У меня в аптечке уголь есть, – Надежда не вспомнила больше никаких названий, хотя всегда перед поездкой закупала лекарства по списку.
* * *
Желтый вертолет виртуозно зашел на посадку, мягко стукнулся шасси где-то на двенадцатой палубе. Надежда с Линой стояли на открытой одиннадцатой и видеть то, что происходит выше, не могли. Туда вообще пустили только Ловиису в качестве переводчика. Никита остался на ресепшен, заполняя документы.
– Как думаешь, это она в придорожном кафе отравилась?
– Надь, давай не гадать. Вот сейчас Ловииса вернется, спросим, что врачи говорят. Но, если забрали, дело серьезное. Это не просто пищевое отравление.
– Как-то неуютно стало. А я еще насмехалась над ней все время.
– Ты чего как о покойнике? Я верю в европейскую медицину. Вот причалим и точно будем знать, что с Верой все в порядке.
– Так когда еще причалим? Хорошо, что у них есть такая возможность – забрать человека с борта в больницу. Я, признаться, не ожидала такого сервиса.
– Скорее всего, это в порядке вещей. Не зря же на пароме вертолетная
