48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория

Парни неохотно поднимаются со своих мест.

— Постойте, но я еще не умею связываться с ними, — вмешиваюсь я, тоже вставая. В эту минуту я как никогда четко осознаю, что ненавижу это идиотское Эхо больше всего в жизни, потому что в очередной раз меня выставляют за дверь.

— Значит, побудь здесь, — пожимает плечами девушка. — С Джессом. В безопасности.

Я стискиваю со всей силы подлокотник. Так, что аж белеют пальцы.

— Тогда парни против нас с Ником. Бегите, ну же! — кричит Рейвен, как обычно краткая в своих объяснениях. — Я даю вам фору, — а потом начинает обратный отсчет с десяти.

Наклонившись завязать ботинки, она медлит, давая новичкам поблажку, а может, настолько уверена в собственных силах, что даже не думает торопиться. Остальным ничего не остается, кроме как подчиниться.

Шон, подтянувшись на руках, влезает на сцену и исчезает за кулисами. Мы с Артом переглядываемся. Киваю ему идти, и он скрывается следом за другом, обернувшись напоследок.

Я гляжу на Ника, который замер, прислушиваясь и пытаясь поймать чужие вибрации. Едва заметная довольная улыбка играет на изогнутых губах, так что от одной этой ломаной линии вдруг сердце начинает стучаться в ребра, словно хочет их проломить. Но не от радости. Потому что адресована эта улыбка не мне, а стоящей напротив другой девушке.

На мгновение эти двое пресекаются взглядами, о чем-то негласно договариваясь, и мне хочется разбить что-то стеклянное с грохотом, только бы нарушить эту висящую между ними тишину и напряжение, что бьет осознанием собственной ненужности, показывая: ты здесь лишняя.

— Я хочу, чтобы ты научил меня слышать Эхо, — громко заявляю я.

Проходит секунда, другая, третья. Ник молчит, я все также стою рядом, скользя взглядом по его сжатым в тонкую линию губам и глазам, глядящим куда-то в сторону, но не на меня, а потом произносит: — Нет.

— Почему? — голос звучит на удивление твёрдо.

— Прости, принцесса, но у меня нет на это времени.

Незаметно вдохнув разлившуюся от его слов горечь, я заставляю выдавить из себя хрупкий смешок и улыбнуться так, будто мне не больно, будто его ответ совершенно меня не задел. Не знаю, откуда берется смелость, но я говорю: — Тогда я тоже играю.

— Минутку, — Рейвен поднимает на меня взгляд, в котором впервые с начала тренировок совершенно безумным образом деланное равнодушие мешается с восхищением. — Кажется, наша принцесса наконец бросает дракону вызов.

— И если я одержу победу, ты научишь меня всему, что знаешь. Не хочешь делать это ради общего дела, сделаешь из принципа. И да, халтурить я не позволю.

Рейвен довольно кивает головой. С первого дня знакомства я негласно записала ее в противники, но теперь мне кажется, она не против сыграть на моей стороне. Возможно, осознав, что Ник ей больше не союзник, решила сменить тактику.

— Кому ты этим что-то докажешь?

— Себе. Только себе. Ну, что скажешь?

— Допустим, — ухмыльнувшись, соглашается он. Может, подыгрывает, а может, и правда ведется на мои провокации.

— Вот и отлично, — говорю я и решительно протягиваю руку, пусть здравый смысл и покручивает у виска пальцем, давно просчитав, сколько шансов на положительный исход имеет этот поступок. Зная возможности Ника, примерно ноль. Но Фортуна — госпожа переменчивая, и если нет иного способа добиться помощи, остается только положиться на то, что сегодня ветер удачи подует в мою сторону.

Ник слегка наклоняется, принимая рукопожатие. Его взгляд моментально меняется, становясь по-лисьи лукавым. Не отпуская мою ладонь, он тянет ближе, грубее, чем мне бы хотелось, и произносит: — У тебя десять секунд, Морковка. А потом… я иду искать.

Мне не надо повторять дважды. Стараясь понять, куда бы Ник отправился, я решаю идти от обратного. Не следую за ребятами за сцену, а поднимаюсь на второй этаж. Там больше мест, где спрятаться.

Пока Ник болел, я окончательно смирилась, что мы здесь надолго. Но выживание в условиях «без условий» мне совершенно не подходило, поэтому пришлось строить быт из того, что бывшими хозяевами оставлено. Искать нужные мне вещи в захламленных комнатах.

Поначалу чуть где-то мышиный писк послышится или половица скрипнет — я тут же неслась обратно в спальню, но спустя время привыкла. Облазила театр вдоль и поперек, комнату за комнатой, каждый раз открывая его для себя чуть дальше.

Теперь остается полагаться только на то, что мои знания окажутся полезнее способностей Ника, и это меня спасет. Возможно.

Оказавшись наверху, я осматриваю длинный коридор: слева репетиционный зал, костюмерная, дальше тупик, идти туда глупая затея, но я все равно бегу к одному из кабинетов и изо всех сил толкаю дверь. Она с протяжным скрипом открывается, как циркуль, рисуя на пыльном полу дугу. Подойдет, чтобы сбить со следа.

Отпрыгнув в сторону на цыпочках, чтобы не оставлять следов, я несусь обратно и прячусь за служебной лестницей, такой высокой, словно она ведет не на чердак, а прямиком в небо. Скорее всего последний раз ей пользовались лет тридцать назад, сейчас это опасно, но в уголке, образованном под деревянными ступеньками, можно затаиться ненадолго.

В голове вспыхивает чье-то послание, кажется, Арта. Рейвен нашла его первой, потому что перед тем, как наваждение растворяется, я вижу ее лицо. Минус один игрок.

Где-то разбито окно. Веет холодом. Я засовываю ладони под мышки, прячась от потоков сквозняка, обнимающего за плечи, и прислушиваюсь к тишине, прикрыв глаза. Рейвен говорила, что меня не слышно, а значит, буду вести себя тихо — смогу оставаться незамеченной. Хотя кто знает, вдруг мое Эхо самовольно гуляет между этажами? Стоит только подумать, как остальные веселятся, глядя, как я сижу, словно паук в пыльном углу, чувствую себя полной идиоткой и на всякий случай сильнее зажмуриваюсь.

Из коридора доносятся легкие шаги. На полу, собранном из тонких досок, медленно появляется тень, и я узнаю в ней Ника. Вокруг темно, сейчас он ориентируется исключительно на слух и внутреннее чутье, но в комнату, которую я предусмотрительно оставила для него открытой, не идет.

— Ви? — зовет он, надеясь, что мое Эхо себя выдаст. Я замираю, стараясь дышать медленно. Это игра, но пульс в голове стучит так, словно меня на самом деле преследуют.

Спустя пару секунд Ник разворачивается и скрывается в общей спальне. Совершенно безумная идея приходит в голову.

Я ощупываю лестницу. Она выглядит не такой уж хлипкой, а ступени достаточно крепкими, чтобы выдержать мой вес. Вот только надо Ника отвлечь.

Поднявшись на цыпочки, осторожно переношу вес тела на носки ботинок и выглядываю в коридор. Делаю несколько осторожных шагов. Главное — не касаться скрипящих досок. Хорошо, что в этом крыле я знаю их наизусть. Подбираю с пола обломок штукатурки, замахиваюсь и бросаю.

Цементный ком с шумом катится вниз, рассыпаясь от каждого удара, а я несусь обратно. Не дыша влетаю на уходящую по диагонали вверх узкую лестницу и замираю в темноте, ощущая во рту горьковатый запах пыли и древесины. Даже звук собственного сердца сейчас кажется слишком громким.

В коридоре мусор хрустит под ботинками Ника, но звук становится все тише. Кажется, он уходит.

Солнечный свет не проникает внутрь пути на крышу, но глаза успели привыкнуть, так что я вижу достаточно, чтобы не споткнуться и не переломать ноги.

Маленькими отрезками я поднимаюсь наверх. Каждые три ступеньки останавливаюсь и прислушиваюсь. К звукам, к шагам, к мыслям. Чувствую, как кто-то нашептывает в мою голову. Незаметно. Едва слышно. Ощущение похоже на пролетающую мимо газовую вуаль. Стоит отвлечься на секунду, и она исчезнет.

Я протягиваю невидимую руку, чтобы ее поймать, широко распахиваю глаза и вижу, как Ник спускается вниз. Я точно знаю, это он. Узнаю узкую ладонь на перилах, черные джинсы с подворотом и сбитые носы ботинок. Перед его взором — моим взором — мелькают высокие ворота зрительного зала, бельэтаж и ряды кресел в красной бархатной обивке. Последнее, что я успеваю ухватить, до того, как образ сыпется, — край оркестровой ямы.