Пай-девочка - Королева Мария
— А я не очень соскучилась, — сказала я, глупо улыбаясь.
Если бы не Юка, то я вообще простила бы его мгновенно. Он так смотрел на меня. Он так тепло мне улыбался, ему так шли светлые джинсы!
— Это ещё почему? — Он сразу понял, что я это не всерьез. Решил, что кокетничаю.
— Потому что ты не позвонил мне.
Юка шумно вздохнула, развернулась и пошла прочь, демонстрируя свое презрение к таким безвольным личностям, как я. И я её прекрасно понимала, но ничего поделать не могла. Мои губы сами ему улыбались.
— Я как раз хотел извиниться. Я был всю неделю в Воронеже. Мне предложили работу, и я ездил в центральный офис компании. Я не мог позвонить, потому что неделя пролетела, как один день. Да и какой смысл было звонить, если встретиться мы не могли.
«Какой смысл? По крайней мере, я бы так не нервничала. Я бы не сидела возле телефона и не начинала бы ненавидеть тебя только для того, чтобы сейчас полюбить ещё сильнее».
Наверное, это был первый звоночек, на который мне сразу следовало обратить внимание. Но какие там звоночки, когда в моих глупых ушах уже вовсю звучали чуть ли не свадебные колокола! Ну, может быть, не свадебные колокола, а африканские тамтамы, под звуки которых хотелось прыгать, танцевать, сходить с ума!
— Ты сегодня красивая, — сказал он и поцеловал меня. — Скажи ещё раз, что ты по мне не скучала.
— Я по тебе не скучала, — прошептала я.
— Тогда пойдём в мой номер, красавица. Я должен убедиться в этом лично.
Я хотела сказать «нет», потому что любая сильная женщина с хорошо развитым чувством самоуважения, включая Юку, сказала бы на моём месте «нет». Но я ответила «да», потому что, во-первых, отнюдь не причисляю себя к сильным личностям, а во-вторых, мне хотелось ответить ему именно так.
— Тогда сегодня ты должна пораньше лечь спать, — сказал он, увлекая меня за собой. — Потому что у тебя прыжки!
Прыжки.
Ненавистные прыжки.
Генчик решил, что за эти выходные я должна дойти как минимум до четвертого уровня АФФ. Первый уровень уже пройден. Второй уровень — сложнее, в процессе второго самостоятельного прыжка я должна научиться поворачиваться в свободном падении в разные стороны, как бы крутиться вокруг своей оси.
Этот навык при годится мне, если я решу когда-нибудь заняться групповой акробатикой.
Второму прыжку предшествовала долгая тренировка на земле. Дима Шпагин вручил мне специальную низкую тележку, я должна была лечь на нее, прогнуть спину и расставить руки в стороны, имитируя позу свободного падения.
— Если ты опускаешь правую руку вниз, как бы надавливаешь ладонью на воздух, то ты начинаешь поворачиваться вправо, — объяснял Шпагин. — А ну попробуй!
Я послушно надавила ладонью на воздух. Мне понравилось тренироваться на тележке. Лежать на ней животом вниз было куда веселее, чем тихо умирать, ожидая, когда же подойдет твоя очередь покинуть самолет.
— Ты слишком сильно давишь, — поправил меня Димка. — Если будешь опускать руку так низко, то попросту провалишься вниз. Мы с Геной можем тебя не удержать. Попробуй слабее… Да, вот так. Соответственно если ты опустишь вниз левую руку, то повернешься влево. Все просто.
На земле все действительно казалось простым.
Но, покинув самолет (как и в прошлый раз Генчик и Дима крепко держали меня за пришитые к комбинезону «колбаски»), я вообще забыла о том, что надо делать. Только когда мой высотомер показал две тысячи, я опустила правую руку вниз. И тут же нас закружило-завертело. Наверное, это и было то, о чем предупреждал меня Шпагин. Я опустила руку слишком сильно. Зато с левой рукой все вышло куда лучше. Я только слегка повела плечом и тут же почувствовала, как меня разворачивает влево.
Примерно в эту же секунду мой высотомер показал тысячу метров. И мне пришлось дернуть релиз.
Я боюсь этого момента. В свободном падении рядом со мною находятся Генчик и Димка. Если что, они мне помогут. Как только моя рука касается релиза, я остаюсь с ненавистным небом один на один. С этого момента гарантией моей жизни является лишь купол парашюта.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И никто уже ничем не сможет мне помочь.
Третий уровень АФФ, как ни странно, оказался гораздо легче второго. Я должна была просто висеть в воздухе, расставив руки. Это был как бы тест на устойчивость позы.
Четвертый уровень я прыгала уже с одним инструктором — Генчиком. Но самое сложное — последние уровни АФФ. Начиная с пятого уровня, я должна была отделяться от самолёта сама, Генчик уже не держал меня за «колбаски», а просто выпрыгивал следом и догонял меня в падении.
Пятый уровень — сальто назад. Оказывается, сальто назад — это не так уж и сложно. Надо резко поднять колени вверх, и все получится само собой. Главное — не забыть потом вернуться в исходную позицию, прогнуть спину и расставить руки в стороны.
Самым страшным для меня оказался прыжок с полутора тысяч метров (обычно мы прыгали с четырёх). Я должна была самостоятельно отделиться от самолёта и тотчас же раскрыть парашют. Генчик со мной уже не прыгал. Выходя из самолёта, я на всякий случай попрощалась с жизнью и заодно с Юкой, которая сидела ближе всех к двери. Юка покрутила пальцем у виска. Ей по-прежнему не нравилось, что я прыгаю. Она ревновала меня к прыжкам. Ей хотелось, чтобы небо принадлежало только ей.
По её мнению, мне на небе уж точно места не было.
Мне понадобилось две недели для того, чтобы закончить курс АФФ. Мне выдали сертификат, заявиться с которым я могла на любой аэродром мира.
Весь аэродром поздравлял меня с окончанием АФФ. Генчик преподнес розы. Киса подарила свой алый комбинезон. Даже Юка поцеловала меня в щеку. И сказала, что она мной гордится.
Раньше она ничего подобного мне не говорила.
Никогда.
Даже когда я научилась ходить на каблуках, даже когда я неудачно пыталась соблазнять в баре мужчин.
Никогда.
Это был для меня самый дорогой комплимент.
Говорят, что страх перед падением в никуда исчезает на десятом-двенадцатом прыжке. Я знала, что в моем случае вряд ли будет так, и все же верила в это, как в некую одной мне известную религию. Курс АФФ был закончен. Но я боялась прыгать одна. Мне казалось, что присутствие Генчика немного меня отрезвляет. Я не могу целиком раствориться в вязком страхе, потому что мое сознание цепляется за Генчика, который рядом, только руку протяни. Я начинаю непроизвольно думать о том, идет ли мне этот шлем и не слишком ли алый комбинезон подчеркивает мои далеко не совершенные бедра. Это были земные мысли, если я могла обо всем этом думать, значит, была ещё жива.
Но если Генчика не будет рядом… Кто знает, может быть, я отключусь от парализующего ужаса и вообще не смогу открыть парашют.
Первое время Генчик, словно понимая это, прыгал со мною. Мы всегда покидали самолет последними. Пока другие парашютисты толпились у раскрытой двери, мы целовались. Самолёт потряхивало, снаружи весело гудел ветер, через несколько минут ветер закружит нас и оторвет друг от друга — но сейчас мы целовались, и все нам было нипочём. Пожалуй, в этот момент мне нравился больше всего — во всем процессе парашютного прыжка.
Если бы не Генчик, я бы давно отказалась от панибратских объятий неба, от парашютов, от самолетика «Элки» и модного прыжкового комбинезона. Куда безопаснее находиться на земле, укладывать чужие парашюты и иногда, задрав голову вверх, с легким беспокойством следить за тем, как раскрывается в небе красный Юкин купол. А высота, падение, скорость, ветер в ушах… Зачем мне всё это нужно, если никто не будет целовать меня перед выходом из самолёта? А ради этого «предпрыжкового» поцелуя можно и не такое вытерпеть.
Все думали, что мне нравится прыгать. Все думали, что я люблю небо.
А я на самом деле небо почти ненавидела.
Я ненавидела ясное небо — потому что внизу была слишком отчетливо видна земля, и мне казалось, что я вижу, как она приближается, хотя это был полный бред, невроз, потому что ничего подобного замечать я не могла.