Аллегория радужной форели - Мари-Кристин Шартье

— Правда?

— Да.

Отец продолжил с задумчивым видом вытирать тарелки.

— Всему свое время, — добавил он наконец.

— Почему?

Он поставил в шкаф последнюю тарелку и бросил полотенце на стол.

— Радужная форель. С ней не стоит торопиться.

Макс

Я одиноко доедаю остатки ребрышек, в уголке, опершись на мраморную столешницу в идеальной кухне Валери. Мне не по себе на этой вечеринке, где я явно не в своей тарелке. С трудом сдерживаюсь, чтобы не провести жирной пятерней по стене, помечая территорию. Она бы не упустила возможности отомстить, и я не знаю точно, о ком сейчас говорю — о Валери или о Кам. А может, и об обеих, причина одна и та же. Мне до сих пор не удалось и на минуту остаться с Кам наедине. И в глубине души я начинаю подозревать, что приехать сюда было не лучшим решением.

— Ну что, я была права, а?

Это Валери. Я вздыхаю. У меня сейчас нет ни сил, ни терпения спорить.

— Как всегда, уверен.

— Конечно, только на этот раз я имела в виду ребрышки.

Она уселась прямо напротив меня. Ее щеки порозовели, глаза слегка остекленевшие. Она потягивает вино из бокала.

— Что у вас с Кам происходит?

— Знаешь, я не особо хочу с тобой об этом говорить, Валери, это не твое дело.

В моем голосе звучат нотки раздражения. Кусок падает обратно на тарелку, и я вдруг понимаю, что не голоден.

Я готов к тому, что Валери обидится и выставит меня вон. Честно признаться, это было бы мне на руку. Но нет, она смотрит на меня так, будто я ничего не понимаю. И это одна из ее привычек, которые так раздражают меня в ней; почему я должен постоянно доказывать, что уже большой мальчик? Я стараюсь ограничивать в своей жизни присутствие людей, которые стремятся понизить мою самооценку.

Она отпивает еще глоток вина и, опираясь на локти, наклоняется ко мне.

— Хватит трусить. Я ее хорошо знаю, даже если тебе больно это признавать.

— Это меня не задевает. Но радости не доставляет, да.

Ухмылки по обе стороны столешницы. Расклад меняется. Это странно, но не неприятно. Правда, она упускает один момент.

— Я могу рассказать тебе вкратце, — заявляю я, утирая салфеткой соус барбекю.

— Отличненько, но у меня гости.

Еще один обмен ухмылками. Я не думал, что Валери может быть такой ехидной. Мне она всегда казалась очень прямолинейной, но на самом деле я не так уж много с ней общался, да и не стремился узнать ее получше.

Я рассказываю ей о нашем расхождении, сомнениях, изменениях в наших с Кам отношениях и подвожу итог:

— Я не хочу делать ей больно, для меня это невыносимо.

— Что именно невыносимо? Поконкретней.

Это хороший вопрос. Мне самому непривычно быть столь откровенным с Валери, гораздо откровеннее, чем я бываю с Кам. С Валери это проще, потому что ситуация ее напрямую не касается. Рассказать все Кам так просто не получится, потому что ее ответ был бы важнее моих слов.

— Я думаю, что мне это все так трудно, потому что я ее друг. И я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее…

— И ты думаешь, что ты сам для нее не очень хорош?

Мне тяжело это слышать, тем более в такой резкой форме от Валери. Невыносимо сознаться, что я сам примерно то же о себе и думаю. Впрочем, а как оно могло быть по-другому? Все видели толпы девушек, вереницей проходивших через мою постель, не задерживаясь. Я же помню, как находил у них, у всех подряд, кучи недостатков: слишком светлые волосы, огромные зубы или кустистые брови. И понимаю, что сваливал немедленно, как только появлялись малейшие признаки серьезных отношений. Мне противно будет смотреть на себя в зеркало, если сотворю такое с Кам.

Валери наблюдает за мной так, будто читает мои мысли. Впервые я чувствую, что она, похоже, не так уж не права, не доверяя мне. Если даже у меня есть сомнения относительно моих поступков, то как я могу обвинять Валери в том, что она разделяет их?

— Я не знаю, больше не знаю… Другу очень трудно судить.

Валери вздыхает и немного отодвигается. У нее странно сияющий вид.

— Окей, мы должны внести ясность раз и навсегда. Ты ей не друг.

— Прости?

— Ты ей не друг. А я ей подруга.

— Ты о чем…

— Ты дашь мне возможность объяснить, а?

Я замолкаю, и это лучшее, что я могу сейчас сделать, потому что во мне поднимается волна бешенства. Вал быстро говорит:

— Ты всегда думал о ней только как о подруге? И ты никогда не думал, что случится, если ты прикоснешься к ней? Когда она приходит к тебе отпраздновать какое-нибудь событие, тебе никогда не хочется ее поцеловать? Когда она грустит, тебя не тянет погладить ее по голове, по спине, чтобы успокоить? Ты никогда не замечал на свидании с какой-нибудь девушкой, что она милая, но Кам гораздо милее? Что Кам красивее, обаятельнее, что она лучше всех?

Валери замолкает на мгновение, чтобы нанести решающий удар:

— Ты ей не друг, Макс. Я лично никогда о ней так не думала. Вот что такое друг.

Я молчу в ответ не потому, что зол. Я молчу, потому что ее слова застают меня врасплох, и я стою с отвисшей челюстью — она угадала в точности все, что я чувствую всякий раз при виде Кам. Я не догадывался, что Валери такая проницательная. Я считал, что она ничего не понимает в этом. Похоже, я склонен недооценивать людей.

Она смотрит, как я пытаюсь справиться с правдой, которую она только что бросила мне в лицо. Ее щеки покраснели еще сильнее, теперь от порыва… и она добавляет, на этот раз более мягким тоном:

— Я понимаю, что ты боишься не соответствовать… Понимаю.

Я не решаюсь спросить, имеет ли она в виду, что нормально задавать самому себе вопросы или что я недостаточно хорош для Кам. Но я и не хочу это знать, особенно сегодня вечером. В ответ на мое молчание Валери продолжает:

— А она, что она думает? Ты ее спрашивал?

— Не в словах дело.

— Я так и думала. Какие же вы трусы.

— Трусы?

— Ну конечно. Вы думаете, вы такие крутые, свободные отношения, все такое.

Она подражает уличному говору — «та-а-акие кру-у-утые, сва-а-абодные…», но я понимаю, о чем она.

— Вы стремитесь убедить себя, что так вы