Разлучница между нами (СИ) - Оксана Барских
– Я тебе сказал, бабу свою угомонить, мне вставать в шесть утра. Я неясно выразился?
Сосед, показавшийся мне поначалу великаном из-за своих мускулов, оказался всего на полголовы выше Антона, однако я была гораздо ниже их обоих и будто оказалась между молотом и наковальней. Деваться мне было некуда, так как один из них прикрывал лестничный проем, а второй – вход в квартиру. Бежать я не собиралась, так что стиснула кулаки и решила подлить масла в огонь, чтобы между ними возникла драка, а я смогла в это время прорваться в жилище Антона и Фаины.
Мужика этого я не опасалась. Судя по военной выправке и холодному, но какому-то спокойному взгляду, этот конкретный экземпляр рода мужского женщин не трогал, а даже если и хотел, то решал вопросы через их мужчин. Он явно придерживался позиции, что за каждую женщину отвечает мужчина, будь то отец, брат или муж. И это мне сейчас было на руку.
– За языком следи, бабуин! Думаешь, мышцы накачал и можешь тут командовать?
Мне неловко оскорблять незнакомого человека, но я стараюсь говорить натурально и даже визгливо, чтобы поиграть на его нервах, которые у неспящего человека не железные.
Моя тактика оказывается верной, так как Антон с этим мужиком начинают бодаться, а потом и размахивать кулаками, не размениваясь словами. Язык их тела – это кулаки.
Я же в это время, как и планировала, открываю дверь и проникаю внутрь. Сразу же натыкаюсь на Фаину, которая отскакивает назад от глазка, пойманная на месте преступления.
Мне становится немного брезгливо от нее. Пока Антон выясняет отношения на лестничной площадке с явно не слабым мужиком, она просто подглядывает и даже не думает вызвать полицию.
Чтобы нам никто не помешал, я сразу же закрываю дверь на щеколду и с ухмылкой оборачиваюсь, прожигая Фаину взглядом. Наконец-то мы остаемся наедине, и я смогу прижать эту дрянь к ногтю.
– Набегалась, Фаина? Не надоело прятаться за спиной Антона?
Я прищуриваюсь, чувствуя, как душу переполняет глухой гнев. Мне хочется крушить всё вокруг, как только я вижу ее наглое лицо. Судя по острому прищуру, ей не стыдно за свои поступки, она ими будто гордится.
– Что тебе нужно, Дина? Не надоело еще унижаться? Признай поражение и отступи. Антон всегда был моим, так что к тебе больше не вернется.
Она вздергивает подбородок, а вот я удивленно смотрю на нее, не подходя ближе. Настолько поражена ее словами, что пару секунд не могу сдвинуться с места.
– Антон? – выплевываю я это ненавистное отныне для себя имя. – Мне этот мусор не нужен, так что радуйся, что подобрала мои объедки.
Мне удается испортить ей настроение, и она не сразу может скрыть, что я задела ее своими словами. Она даже дергается, словно от пощечины, ведь явно не привыкла получать отпор.
Фаина всегда была острой на язычок, но если раньше я закрывала глаза на ее непростой характер, убеждая себя, что мы как никак родственники, и я не должна провоцировать конфликты, а наоборот, должна сохранять мир в семье, чтобы всем было комфортно и хорошо.
– Объедки? Что ж ты приперлась, корова, среди ночи, раз Антон тебе не нужен?
Фаина как-то странно преображается, и вся напускная слабость и растерянность улетучивается, сменяясь жесткой циничной ухмылкой и холодом льдисто-голубых глаз. Передо мной стоит будто другой человек. Не тот, что трусливо вглядывался в глазок.
Раньше как-то не обращала внимания, что язвительной и колкой она становилась только когда мы оказывались наедине, а сейчас вдруг отчетливо осознала, что это была ее актерская игра на публику. Со мной она была настоящей, показывая свое истинное лицо, а когда поблизости оказывались остальные члены семьи, то надевала на себя благочестивую маску, после выставляя меня стервой.
– Тебе от самой себя не противно? Ты насквозь лицемерная, пустышка-фальшивка, которая не стоит и одного рубля. Покажи ты истинное лицо, все от тебя отвернутся, – усмехаюсь я, уловив ее слабое место.
Несмотря на ее таланты скрывать нутро, она не может скрыть первичных эмоций, когда я попадаю в точку.
– Все меня любят, Дина, в отличие от тебя. Кому ты нужна? Антону даже смотреть на тебя противно было, а Адель при первой же возможности сбежала. Ты ведь ханжа и деревенщина, которая ничего не смыслит ни в мужских потребностях, ни в стиле.
Упоминание о дочери заставляет меня стиснуть челюсти, а затем я делаю шаг вперед и толкаю ничего не подозревающую Фаину к стене. Хватаю ее за горло, несмотря на то, что ниже ее по росту, и сжимаю ее тонкую шею, которой она так гордится.
– Закрой рот, дрянь, и не смей трогать своим поганым языком моих детей, особенно мою дочь. Я знаю, что это ты подложила ее под своего племянника, чтобы тот поиздевался над ней и бросил. Что, радуешься, тварь? Не жди, что я просто так это оставлю. Адель напишет заявление об изнасиловании, и твой родственничек сядет в тюрьму.
– Никакого насилия не было! – хрипит Фаина и пытается отцепить мои пальцы от своей шеи.
Я всегда думала, что она сильнее меня, но в этой ситуации во мне слишком силен гнев, так что ее попытки тщетны, а я жажду крови, не собираясь больше благородно стоять в стороне.
– А ты пойдешь по этапу, как соучастница преступления. Не думай, что сможешь вот так подгадить и потоптаться по моей семье и детям и выйти сухой из воды. Не думай, что спина Антона настолько крепкая, что он сможет защитить тебя от меня. Если мое молчание все эти годы и попытки сгладить намечающиеся конфликты ты воспринимала за слабость, считая меня глупой овечкой, то ты просто тупая идиотка. Боишься только силы? Что ж, я тебе покажу, что такое сила.
– Ты ничего не докажешь! Это вранье! Адель сама влюблена в него, с детства, и все это знают. Стоит ему поманить ее пальчиком, и она побежит, как послушная собачонка, вся в тебя, такая же позорница, – шипит Фаина и тянется к моему лицу, пытаясь расцарапать мне щеки, но я не чувствую боли от ее длинных и острых ногтей.
Второй рукой я бью ее по животу, но так, чтобы не осталось синяков. Благо, брат в свое время много чему меня научил. Не думала, что когда-то его учения пригодятся, но сейчас я ему благодарна за такую заботу обо мне.
– Все знают,
