Нежеланная жена - Злата Романова
Самира тем временем моет руки и пьет воду, пока я ловлю себя на мысли, что она отлично выглядит. Ее волосы стали длиннее, они распущены по плечам легкими волнами, а сама девушка одета в белое приталенное платье, красиво очерчивающее фигуру.
Раньше как— то так выходило, что Самиру я почти всегда видел в этих ее бесформенных домашних платьях, потому что она всегда сидела дома, когда я приезжал на родину, но с приездом в Москву это изменилось. Видимо, она не взяла это старье с собой, или, наконец, прошлась по магазинам, потому что тут ходит при полном параде даже дома, в сшитой по фигуре одежде, которая явно демонстрирует какая она у нее аппетитная. Мне с трудом удается не задерживать на ней взгляд, особенно когда мы остаемся вдвоем без мамы, с одним лишь малышом, который точно не заметит, что папа пялится на попку его няни. Мой интерес уже приобретает нездоровый характер, потому что даже полуголые девицы в спортзале для меня меркнут в сравнении с этой языкастой стервой.
— Ты чего застыл? — приводит меня в чувство мама, пока я смотрю, как Самира слизывает каплю воды, застывшую на ее полной нижней губе, не обращая на меня никакого внимания.
Я быстро перевожу взгляд на маму, пытаясь не показать своего смятения.
— Задумался. Так вот, завтра утром тебя ждут с твоими вещами и возражения не принимаются, — говорю ей, продолжая наш ранний разговор. — Ты пробудешь в больнице две недели.
— Так все— таки сказали, что нужно ложиться? — спрашивает Самира с сочувствием.
— Да, сегодня пришли результаты анализов. Я так не хочу, Мира! — отвечает мама.
— Не расстраивайся, мама, вот увидишь, мы с пельмешком каждый день будем к тебе приходить. Честно— честно!
— А в остальное время мне что там делать? — дуется мама. — Сериалы смотреть? Я же так с ума сойду в четырех стенах! Ни в саду покопаться, ни с соседкой поболтать.
— У тебя там будут соседки, с ними и поболтаешь, — вставляю я. — Уверен, ты не единственная пациентка в этой больнице.
— Ой, а палата у нее будет одноместная или общая? — спрашивает Самира, садясь рядом с мамой за стол.
— Естественно, отдельная.
— Это хорошо, так гораздо удобнее. А ванная в палате имеется или в общую надо ходить? — продолжает свои расспросы прыткая девица, словно я собираюсь заселять маму в какую— то дыру.
— Ради Бога, Самира, это вип— палата! — теряю терпение я. — Все там есть.
— Уже и спросить, что ли, нельзя? — обиженно бурчит она, поворачиваясь к маме и беря у нее малыша. — Пойду, переодену его, мам. Мне и самой нужно переодеться, а потом приготовлю обед. Что ты хочешь?
— Я уже приготовила борщ, Мира.
— Я же просила тебя не готовить! — возмущается та. — Ты вчера полночи не спала, зачем себя сегодня нагрузила, когда я просила тебя отдохнуть?
— Мне сегодня гораздо лучше и вообще, я заскучала тут одна, — оправдывается мама, отчего я просто выпадаю в осадок.
Значит, мне и слова ей нельзя сказать, а эта наглая пигалица отчитывает ее, как ребенка, а мама еще и оправдывается? Уму непостижимо, что за хрень?!
— Ну ничего, в больнице у тебя такой самодеятельности не будет, — говорит Самира, направляясь к двери, и, мне хочется сказать ей пару ласковых, но решаю сделать это наедине, потому что мама все равно не позволяет ругать ее в своем присутствии. Может она действительно ее околдовала?
— Куда вы, кстати, сегодня ходили? — спрашиваю я, прежде чем она выходит.
— К моей кузине Ляле, — говорит Самира, останавливаясь у порога. — Кстати, мам, она просила передать тебе привет и скорейшего выздоровления.
— Спасибо, — так же растерянно, каким себя чувствую я от этой новости, отвечает мама, но Самира этого не замечает, поэтому просто уходит, как и собиралась.
Значит, она теперь моего сына по всему городу катает, еще и в общественном транспорте? Осенью, в жуткую холодрыгу — период, когда каждый второй болеет. Ну ничего, об этом мы тоже поговорим. Не дай Бог ей не хватило ума взять такси, тогда не знаю, что я с ней сделаю. Безответственная девчонка!
* * *Я переодеваю недовольного этим фактом малыша в зеленый слип, из— за чего он начинает обиженно кукситься, и кладу в кроватку, чтобы переодеться самой, отвлекая его пустой бутылочкой для воды, которой он любит играть больше, чем любой игрушкой.
Дома я предпочитаю носить что— то удобное, вроде леггинсов с топом или просто длинной футболки, правда в приезды Мурада приходилось заменять их на старые мамины платья, которые она не носит больше, потому что потеряла в весе за последние пару лет.
В Москву я это старье, конечно, не взяла, так что пришлось купить себе парочку платьев попроще для дома, в одно из которых сейчас и переодеваюсь, попутно собрав волосы в небрежный пучок, чтобы не мешали.
— А мне идет, да пельмеш? — говорю вслух, крутясь перед зеркалом.
Странным образом я очень неравнодушна именно к домашней одежде, поэтому она радует меня больше, чем наряды на выход. Я рассматриваю себя в розовом платье с ромашками и жалею, что не купила его также и в синем цвете.
Пельмеш предсказуемо не отвечает и подойдя к его кроватке, я вижу, что малыш заснул. Странно, учитывая, что он выспался у Ляли, но будить его не решаюсь, хоть он и не даст мне теперь полночи спать, проспав весь вечер.
Тихо крадусь к двери и открыв ее, удивленно приподнимаю брови, потому что Мурад стоит в коридоре, опершись плечом в стену и явно ждет меня.
— Амир заснул, — говорю ему, прикрывая за собой дверь спальни и выходя в коридор.
— Нам нужно поговорить. Идем в кабинет, — говорит он мрачно и не дожидаясь ответа, направляется к лестнице.
В пентхаусе Мурада четыре спальни: две на втором этаже и две на первом. Мы с мамой заняли комнаты на первом, чтобы не ходить туда— сюда по лестнице, а его кабинет я даже не видела, как и личную спальню, так что, поднявшись наверх, с любопытством осматриваю небольшое помещение, заставленное потрепанными книгами и руководствами,
