У палача за пазухой - Кейт Ринка
– Итак, – начал Сизов, который сидел на стуле недалеко от него. – Сегодня утром посылка была доставлена по назначению. В десять утра Тихон зашёл в отделение. Так что, наверняка уже ознакомился.
Сидя на подоконнике возле раскрытого окна, Греб затянулся тягучим дымом ароматной сигареты и на пару секунд прикрыл глаза. Как бы многое он отдал за то, что видеть ублюдка в тот момент, когда он открывает его «подарок». Но хотя бы может позвонить. Поэтому, взяв телефон, Глеб набрал номер Тихона.
– Да! – рявкнул тот ему в ухо, уже оповещая о своем отвратительном настроении.
– Твоя жена, Тихон, слаще мёда, – сказал он ему издевательским тоном.
– Ах ты, тварь! – начал тот орать, сразу переходя на более крепкие словечки с рабочим сленгом, – …я тебя живьём закопаю! Ты у меня землю жрать будешь!..
А для него это было подобно музыке для ушей. Потому что слышал по дрожащему голосу, по интонации, в тени всех слов – насколько сильно эта ситуация затронула ублюдка. Это несомненно вызывало удовлетворение.
– Похоже, ты совсем её не балуешь, раз она кончает со мной раз за разом.
Тихон замолчал, словно подавился его словами. Но почти сразу начал говорить, и голос вибрировал от нервной дрожи:
– Отвечаю – ты за это заплатишь, Барс. Посажу, и глухарей тебе припаяю до пожизненного.
– Думаешь, мне есть что терять, Тихон? Уже год, как нет… благодаря тебе.
– Да не хотел я убивать твою бабу! – выкрикнул тот. – Я поговорить хотел!
Глеб замер на выдохе. По нёбу покатился терпкий дым. Защипало глаза, когда тот начал в них лезть. Но стоило закрыть, как в сознании всплыл женский образ. В то утро на ней был маленькие черные трусики… и его белая футболка с каким-то узором. Он вспомнил её смех: звонкий, тягучий, заразительный. Вспомнил, как одичало трахал на обеденном столе…
– Глеб… – выстанывала она ему в ухо. – Еще… сильнее, Глеб… я тебя люблю, мой котяра, слышишь? Люблю…
В груди взорвался ком боли, окутывая смертоносным ядом. Теперь все эти воспоминания – как инструмент пыток. Каждый день, ночью вместо сна, постоянно. Спрыгнул с подоконника, безжалостно туша об него окурок. Снова схватил пачку.
– Да мне насрать, что ты хотел. Ты не имел права к ней приходить! Не имел право её запихивать в свою долбанную машину! И знаешь что? Пожалуй, я трахну твою Лизу прямо сейчас, раком, жёстко. Адьёс, амиго.
Нажав отбой, Глеб рывками достал новую сигарету, но прикуривать не стал. Внутри всё так и кипело, словно налили раскалённое масло.
– Может, ты сначала остынешь? – посоветовал Сизый.
Он одарил его взглядом, но ничего не стал говорить. Стащил футболку, вышел из комнаты и твердым шагом, вбивая стопы в паркет, направился вниз. Ещё по дороге расстегнул верхнюю пуговицу джинс и достал ключи из заднего кармана. Открыл дверь и вошёл в комнату. Девчонка как раз лежала в кровати. Но стоило ему подойти, встрепенулась и попыталась убежать. Испугалась – он заметил это ещё по глазам. Поймал за руку и толкнул лицом в кровать.
– Нет! Барс! Подожди! – закричала она.
– Заткнись, – рявкнул, дергая к себе за бёдра.
Она вскрикнула. А он сорвал халат с женских плеч и отбросил в сторону, чтобы потом свободно задрать её упругий зад. В этот раз было плевать на прелюдия. Плевать на чувства этой девчонки или кого бы то ни было. В голове ни одной здоровой мысли. Внутри сплошная пульсация боли вперемешку с адским желанием сношаться. Сдёрнул бельё с округлых бедер, чтобы ничего не мешало. Расстегнул молнию на своих джинсах и вынул на свободу болезненно набухший член.
– Барс! – снова завопила она, начиная подниматься, так что пришлось схватить за шею и ткнуть лицом в матрас, чтобы прогнулась обратно.
И вот уже упёрся в нежные складочки. Раздвинул, толкнулся внутрь, отпуская шипение сквозь стиснутые зубы от того, насколько она была умопомрачительно узкой и мокрой. Чёрт, она опять вся течёт. Сминает пальцами покрывало, но не от боли – от удовольствия. Ненасытная дрянь, заставляет задрожать на пике эмоций, когда происходит перегруз. А внутри неё словно пекло, при этом самое гостеприимное. Пару тягучих движений, чтобы растянуть под себя, чтобы привыкла. И вот она уже тянется вслед за ним, просит ещё, подбрасывая до очередного пика. Твою мать, как на горках, даже лучше. Это заставляет ускорить темп, смять упругую задницу и начать долбиться в женское влагалище. Или подмять под себя, нависнуть, упираясь руками в матрас, и опять продолжить, до хрипоты, до испарины на горящей коже.
И он с удовольствием слушал её восторженные стоны, которые приглушала ткань покрывала, куда она уткнулась всем лицом. Но нет, это должно звучать громче. Чтобы добиться такого эффекта, схватил за светлые волосы и запрокинул ей голову. И вот уже слух заполнил сладостный женский голос, с надрывом, с хриплыми нотками. Чёрт возьми, неужели ей настолько под ним хорошо? Ответ на этот вопрос оглушил, сбил с ритма, заставляя притормозить. Он настойчиво нашёл её рот, чтобы истрахать его своим языком, выпивая каждую ноту с женских губ. Смял красивую грудь с тугими сосками, прикусил кожу на её плече, шее, царапая плоский живот, растёр клитор, пока она извивалась от каждой ласки. Сейчас вся его, в полной власти. Стонала, сама насаживаясь на его член. Позволяла намотать её волосы на руку. Прогибалась в пояснице, радуя своими изгибами. Лишь бы только он снова её ударил – бёдрами, глубоко внутрь. И он продолжал долбиться, раз за разом, пока девчонка не сорвалась на громкие стоны с криком, пока не начала кончать, стискивая его своими мышцами так ритмично и сладко, что он потерял голову… пока не кончил сам, буйно и ярко, неожиданно с подобной силой.
После такого потряхивало ещё долго. Глеб перевалился на спину рядом с девчонкой, и это всё, на
