У палача за пазухой - Кейт Ринка
– Кто готовил? – спросила я, просто так.
Чтоб разбавить громкое молчание между нами. Казалось, с приходом Барса в эту комнату сам воздух здесь начинает вибрировать.
– Шустрый.
Опять прозвище, будто в порядке вещей. Так и не решаясь засунуть в рот хоть кусочек еды, я подняла глаза к Барсу.
– У тебя имя хоть есть?
Он долго крутил тёмную пачку в своих руках, прежде чем достать сигарету и прикурить. Оказывается, у него красивые пальцы: длинные, изящные, как у пианиста… который по пятницам играет гимн в недрах Геенны.
– Глеб, – отвечает мне, прежде чем прикурить.
Значит, Глеб. Ему шло. Но лучше бы не спрашивала. Потому что теперь он стал на порядок ближе. Теперь окончательно перестал быть жестоким незнакомцем. Теперь у него было имя и своя, печальная история. Мне окончательно перехотелось даже пытаться поесть. Тем более, когда комнату начал заполнять густой, пряный дым. Даже голова закружилась. Оставив креветку в покое, я поднялась, подошла к окну и открыла его нараспашку. В лицо сразу ударил прохладный воздух. Я взялась за решетку, прикрыла глаза и попыталась глубоко вдохнуть.
За спиной раздался скрип стула. Барс… нет, Глеб встал и подошёл ко мне.
– Иди за стол, – бросил в меня свои слова.
Я развернулась к нему лицом и отошла в сторону.
– Не хочу. В комнате нечем дышать из-за твоих сигарет.
Он приблизился и уселся на подоконник. Пока докуривал, не спускал с меня глаз, разглядывая, словно впервые.
– А ты красивая, – вдруг произнёс.
– Да, мне явно не повезло.
Глеб усмехнулся и наконец-то выкинул окурок в окно. Допил пиво и отставил бутылку на подоконник. А потом сел ближе и потянул меня к себе. Сопротивляться не было смысла, поэтому я встала перед ним сама, меж его колен, ощущая, как тёплые ладони ложатся на мои ноги и скользят вверх по бёдрам. Что я могла здесь сделать? Только позволить всё это извращённое безумие. А он посмотрел на меня снизу вверх, с интересом, но резко выдохнул и опустил голову, когда понял, что под халатом на мне ничего нет.
– И ты реально чертовски заводишь, девочка, – сказал то, от чего я вспыхнула, хоть и не должна была, абсолютно.
Как и позволять ему раскрыть полы моего халата. И я опять перед ним нагая, как ни с кем до этого. Даже и не знала, что можно себя ощущать настолько обнажённой. А ещё беззащитной перед мужской лаской. Он прикоснулся губами к моему животу, потёрся всем лицом с закрытыми глазами. Впервые так нежно, спокойно, без агрессии, словно прося, отчаянно нуждаясь в этой ласке. И вот я уже пропускаю вдох. Его поведение завораживало, как и весь он сам, этот раненный хищник. Он поднял голову и припал к моей груди, теперь вскидывая глаза и опаляя своей жгучей дерзостью. Всё до мурашек, до перебоя пульса. И вот я уже ощущаю только его горячий рот, который нещадно терзает тугие горошины, и крепкие руки, которые мнут кожу, гладят. Приходится схватиться за его плечи, чтобы не упасть, и приложить усилия, чтобы не стонать в голос. Но когда его рука ускользает между ног и накрывает уже влажное лоно, я вздрагиваю.
– Нет, Глеб, пожалуйста, не надо…
– Твою мать…
Перебив меня, он вдруг грубо оттолкнул назад. Поднялся, подошёл вплотную и вдруг накрыл мои губы ладонью, больно вжимая пальцы в скулы. А в глазах уже тысяча чертей.
– Не надо звать меня по имени, – говорит грубо, говорит с дрожью в голосе, которая выдаёт его внутреннее состояние.
Я моргнула и кивнула, пытаясь сказать этим, что всё поняла. Только тогда он отпустил и отошёл. Схватил вторую бутылку пива и сигареты, после чего встал у окна и повернулся ко мне спиной. Но это не спасает, когда я отошла к кровати и села, теперь глядя на него в профиль. И мне хорошо было видно, как дрожали красивые мужские руки, когда он подносил сигарету ко рту. Похоже, что-то опять ударило ему по нервам, туда, где еще осталось что-то живое. Даже завидно, что можно вот так любить, так сильно и яростно. Возможно, его имя, произнесенное женскими устами – его запретная зона. Жаль. Мне оно понравилось больше, чем прочее.
Но всё опять резко меняется. Настоящий хищник никогда не бывает слабым на все сто. Даже скорее наоборот, от любой боли он начинает звереть, становясь ещё опаснее. Так и Барс, он снова подходит ко мне, даже не потрудившись перед этим выкинуть сигарету. Подходит и смотрит, прежде чем стянуть с себя чёрную футболку. И мне уже не по себе, и по спине холодок, когда не знаю, что от него ожидать дальше. А дальше – он расстёгивает джинсы и обнажает свою плоть, прямо перед моим лицом. Ситуация до бешеных мурашек, когда приходится смотреть на наглого самца, который смеет ласкать себя сжатой ладонью, стоя передо мной, и при этом ещё продолжает курить. А я не могу ни возмутиться, ни отойти, потому что опять же – завораживает. Даже позволяю ему коснуться пальцами моего рта и провести по губам, ощущая себя самой порочной дрянью, какую он уже из меня сделал. Падать ниже – дальше некуда. Строить из себя правильную недотрогу – теперь уже абсолютно лицемерно.
– Уверен, ты знаешь, что нужно делать, – произнёс Барс.
И я снова в ужасе – от самой себя. Потому что во рту становится сухо, заставляя сглатывать. Потому что готова облизывать губы, которые начало покалывать от предвкушения. Потому что захотела его коснуться – вот так интимно. Потому что смотрела на его плоть и видела ее красивой, аппетитной, когда уже знала, на что мужчина способен с помощью этой штуки. И вот уже между ног опять мокро. И слезы на глазах от собственного поражения, самого низкого в моей жизни.
– Давай, детка, возьми его, – предлагал Барс, подставляя кончик к моим губам.
И я поддалась. Высунула язык и провела по нежной коже, прежде чем обхватить его дрожащими губами. Барс резко напрягся, врезаясь пальцами в мои
