Жозефина Харт - Грех
Я положилась на внезапность своего появление. Я подъехала к дому. В деревянных дверях были проделаны низенькие окошки. Я постучала. Прошло несколько минут. Тишина. Я решилась заглянуть в окошко.
— Да?
Я обернулась. В замешательстве. Меня застали, когда я… подглядывала? Какое отвратительное слово. Высокий юноша лет двадцати стоял у входа.
— Элизабет дома?
— Кто вы?
— Ее… сестра.
Хорошо сказано, Рут.
— У нее нет сестры.
— Правда? А кто вы?
— Я не обязан отвечать вам.
— Очень мило с вашей стороны. А где Элизабет?
— Ее здесь нет.
— Она вернется сюда?
Наверное, в подобных расспросах состоит работа детектива. Я была бы неплохим детективом.
— Не знаю.
— Послушайте. По-моему, вы видите во мне страшную угрозу. Незнакомка, в которой пять с лишним футов, против ваших шести. Возможно, я собираюсь совершить ограбление. Или изнасилование. Мне даже приятно, что вас так напугал мой приезд. Но я сестра Элизабет Эшбридж. Меня зовут Рут Гартон. Мне хотелось бы подождать Элизабет. Я не надеюсь, что вы предложите мне чаю или вина. Я не ожидаю даже приглашения с вашей стороны. Можно мне войти?
Я направилась к дверям.
— Нет. Нельзя.
— Ну что ж, начнем сначала. Здравствуйте.
— Здравствуйте? — с недоумением повторил он.
— Ведь вы не англичанин?
— Конечно, нет.
— У вас хорошее произношение.
— Спасибо.
— Где вы так отшлифовали его?
— В Лондоне.
— А что вы там делали?
— Учился.
— Чему?
— Искусству.
— Ага. А где?
— В школе Св. Мартина.
— Правда? Это впечатляет. Значит, вам нравятся работы Элизабет. Решили приехать поклоняться ей?
— И да и нет.
— Нет? Что ж, обойдемся без кумиров.
— Вы всегда так делаете? Обходитесь без кумиров?
— Да. Я дорожу временем.
— Я никогда не слышал об Элизабет. Я приехал сюда отдохнуть, спустился в долину и увидел ее. Она стояла в воде в высоких болотных сапогах…
Он замолчал.
— Мне нравятся ее работы. Но не больше.
Это уже что-то.
— И?
— Я поклоняюсь Элизабет.
Он выпалил это так, словно его чувства, прорвавшиеся в остроумном ответе, были ранены.
— Поклоняетесь ей?
— Да.
Он улыбнулся.
— Как, вы сказали, ваше имя?
— Рут.
— Что ж, Рут. По-моему, вам самое время уехать.
— Почему?
— Потому что я чувствую вокруг вас ауру.
— Какую ауру?
— Не знаю. В вас есть что-то разрушительное. Что-то безрадостное. Вы мне не нравитесь. Ваш стиль. Манера говорить.
— Должно быть, Элизабет говорила вам обо мне. О моем стиле.
— Элизабет никогда не упоминала вашего имени. Я просто почувствовал это.
— Каким образом?
— Что?
— Каким образом? Увидели? Или по запаху? Или мою ауру можно пощупать?
— Ничто не в состоянии изменить тебя, не правда ли, Рут?
Ее голос проник в меня. Я повернулась и посмотрела на нее. Мое лицо окаменело. Я перестала владеть им.
О, я изменилась, Элизабет. Я все время меняюсь. Иногда, Элизабет, я становлюсь тобой. Но я утратила твой образ. Мне нужно снова присмотреться к тебе.
И я присматривалась. Она была прежней. Высокая, стройная. Кремовый свитер поверх белой блузки. Джинсы. Тяжелые резиновые сапоги вместо кожаных ботинок. Пережившая крушение, но все-таки прежняя, не утратившая себя.
— Спасибо, Даниэль. Вы сделали все, что было в ваших силах. Но Рут…
Я ждала отгадки. От нее.
— Я наблюдала за тобой. Мне кажется, тебе очень нужно было явиться сюда.
— Мне тоже так кажется.
— Что ж. Входи. Раскрывай пошире глаза.
— Элизабет! Ты стала смахивать на меня. Все время иронизируешь.
Она с сомнением покачала головой.
Я вошла. Длинная белая комната с низким потолком. Большой камин из камня. Дрова. В центре тяжелый деревянный стол. Вокруг него серые кресла, покрытые пестрой тканью. Все словно приготовлено к осмотру. К дому пристроена застекленная веранда. Тяжелая дверь. Наверное, ее мастерская.
Я раскрыла глаза пошире.
— Я бы выпила вина.
Элизабет вздохнула.
— Красного?
Этот мальчик… как его зовут? А, да… Даниэль. Даниэль вынул из буфета бутылку и налил нам по стаканчику бургундского. Он тоже выпил.
Перестань, Рут. Вильям. Вильям-юноша. Каким он не успел стать. Прекрати.
— Элизабет, ты никогда не упоминала моего имени?
— Никогда.
— Он знает что-нибудь о нас?
— Ничего.
— Удивительно. Здесь все удивительно.
— Да. Даниэль, Рут… обратила на вас внимание. Будьте осторожны.
Утратила ли она свою наивность? Наверное, великодушие должно быть начеку. И вовремя справляться с приступами наивности.
Даниэль улыбнулся.
— Зачем вы приехали? — спросил он.
— Повидать Элизабет. Только и всего.
— Нас с Рут навещают одни и те же призраки, — объяснила Элизабет. — Мы обладаем тайным знанием. Это трудно понять. Я сама не очень хорошо это понимаю. Даже после…
— Это слишком тяжелые оковы, Даниэль. Надеюсь, вам не придется с этим столкнуться вплотную.
— А нельзя их уничтожить? Этих призраков?
— Нет. Это они уничтожают нас. Мы похожи на раненых солдат. Дезертировавших с поля боя.
— Дезертировавших? Добровольно покинувших поле битвы?
— Трудно сказать. Кто знает, что приходит им в голову в последний момент? Есть еще вопросы?
Я обернулась к Даниэлю.
— Нет.
— Отчего же? Вы так скромны?
— Почему бы и нет? Я привык к сдержанности.
— Вы слишком молоды, чтобы быть… таким дисциплинированным.
— Это не дисциплинированность.
— А что же?
— Любовь.
Я оглянулась. Элизабет сидела в кресле в темном углу комнаты. Откинувшись назад, она спокойно проговорила:
— Знаешь, Рут, с тобой бессмысленно бороться. Понимаешь ли ты, что именно поэтому я решила любить тебя?
— Нет.
— Это кажется странным. Я уже говорила тебе об этом. Я очень рано поняла, что с тобой опасно бороться. Это привело бы тебя только в большую ярость.
— В большую ярость?
— Да. Тебя распирало от тайной ярости. Против меня.
— Ты никогда мне не говорила об этом.
— А что я могла сказать? Я надеялась, что, если я буду внимательна к тебе, приветлива… я старалась держаться в стороне от тебя. Но ты всегда ходила по острию…
— Я не думала, что ты так наблюдательна.
— А зря. Но это не имело значения. Тогда… с Губертом. Вместе, во Франции. Ах. Это та жизнь, которую мне не удалось прожить. Знаешь, иногда я живу… во сне. Моя вторая жизнь. Во сне. И я вижу мальчиков.
