Развод. Пусть горят мосты - Стася Бестужева
— Она превратила развод в войну, — продолжает Максим, глядя в чашку с кофе. — Распускала слухи в больнице, где я тогда работал. Говорила всем, что я алкоголик, что срываюсь на Полине. Подала заявление в опеку. Пыталась отсудить все имущество. Задействовала своего отца — влиятельного человека в определенных кругах.
— И что ты сделал? — спрашиваю я, чувствуя, как сжимается горло.
— Сначала растерялся. Не ожидал такой подлости. Пытался решить мирно, шел на уступки... — он горько усмехается. — Это была моя главная ошибка. Чем больше я уступал, тем агрессивнее она становилась.
Официантка приносит его эспрессо. Максим делает глоток, затем смотрит мне прямо в глаза:
— А потом я нашел хорошего адвоката. Женщину, которая сама прошла через абьюзивные отношения и знала все уловки. Она открыла мне глаза на то, что происходит. Сказала, что я имею дело не с бывшей женой, а с противником, готовым на все. И что единственный способ защитить себя и Полину — это играть на опережение.
— Что ты имеешь в виду?
— Документировать все. Каждый разговор. Каждую угрозу. Каждый случай манипуляции ребенком, и я тебе не просто так дал контакт Анны Громовой. Она лучший семейный адвокат, которого я знаю. Если кто и сможет защитить тебя от Павла, то она.
— Спасибо, — говорю я. — Хотя, честно говоря, я надеялась, что Павел одумается...
— Он не одумается, — мягко, но твердо говорит Максим. — Люди вроде него не меняются. Для них главное — контроль. А ты этот контроль нарушила, когда перестала закрывать глаза на его измены.
— Но ведь дети...
— Именно поэтому тебе нужно быть готовой ко всему, — он наклоняется ближе. — Павел будет использовать их как оружие. Уже использует. Эти походы в аквапарк с любовницей, эти разговоры о новой квартире... Он создает альтернативную реальность, где ты — помеха их счастью.
От этих слов меня бросает в жар. Я вспоминаю восторженный голос Даниила, рассказывающего о "тете Веронике". О том, как "весело с папой и ней".
— Что мне делать? — спрашиваю я, и мой голос звучит беспомощно даже для собственных ушей.
— Во-первых, начни вести дневник — записывай все, что говорит и делает Павел. Особенно в отношении детей. В-третьих... — он делает паузу, словно не уверен, стоит ли продолжать.
— Что?
— Проверь все финансы. Все счета, все документы на имущество. Сделай копии. Люди вроде Павла часто начинают прятать активы задолго до того, как объявляют о разводе.
Я киваю, вспоминая пустой сейф, обнаруженный несколько недель назад. Опустошенные счета. Ипотеку, о которой я ничего не знала.
— Уже поздно, — говорю я. — Он вывел почти все деньги. Взял кредит на наш дом без моего ведома. Подделал мою подпись.
Максим хмурится:
— Это серьезно. И противозаконно. Тем более важно поговорить с Анной как можно скорее.
— Я боюсь, — признаюсь внезапно. — Не суда, не развода. Боюсь, что он отнимет у меня детей.
Максим протягивает руку через стол, накрывает мою ладонь своей. Его рука теплая, сильная. Хирургические руки — руки человека, привыкшего брать на себя ответственность за жизни других.
— Он не отнимет, — говорит он с уверенностью. — Потому что ты будешь бороться. И не одна.
В этот момент что-то меняется между нами. Его взгляд задерживается на моем лице чуть дольше, чем обычно. Моя рука под его ладонью чувствует не только поддержку, но и что-то еще — более личное, более теплое.
— Спасибо, — говорю я тихо. — За все.
— Всегда пожалуйста, — улыбается он. — И знаешь что? Несмотря на весь кошмар, через который я прошел, сейчас я счастливее, чем когда-либо был в браке. Полина счастливее. Жизнь продолжается, Лена. И она может быть прекрасной даже после самого болезненного расставания.
Его слова дарят надежду — робкую, неуверенную, но все же. Может быть, он прав? Может быть, где-то за горизонтом этого кошмара ждет другая жизнь — спокойная, гармоничная, без постоянного напряжения и лжи?
— Я должна идти, — говорю, глядя на часы. — Скоро забирать детей из школы.
— Конечно, — кивает он. — И помни: что бы ни случилось, ты не одна.
Мы выходим из кафе под моросящий дождь. На прощание Максим неловко обнимает меня — быстро, почти украдкой, но в этом объятии столько поддержки, что я на мгновение прикрываю глаза, впитывая это ощущение защищенности.
— Позвони, если понадобится помощь, — говорит он, раскрывая зонт. — В любое время.
— Обязательно, — обещаю я.
Мы расходимся в разные стороны — он к своей машине, я к школе, которая в десяти минутах ходьбы. Дождь усиливается, но я не спешу укрыться. Есть что-то очищающее в этих холодных каплях, барабанящих по лицу.
Глава 16
Аптека на первом этаже торгового центра встречает меня стерильной белизной и запахом лекарств. Пока выбираю сироп от кашля для Даниила, мысленно подсчитываю расходы. Последние недели я трачу больше обычного… сначала оплата адвоката, теперь лекарства, завтра школьная экскурсия Ники... Но волноваться не о чем. На нашем семейном счету должно оставаться около четырехсот тысяч… те самые деньги, которые Павел не успел вывести до того, как я обнаружила его махинации.
— С вас три тысячи восемьсот сорок шесть рублей, — сообщает фармацевт, собирая мой заказ. Помимо сиропа я взяла витамины для обоих детей и новый тонометр для себя — последние недели давление скачет, неудивительно при таком стрессе.
Протягиваю карту, краем глаза замечая время на часах — через полчаса нужно забрать Даниила из школы. Он останется дома, пока я поеду с Никой на прием к ортодонту. График плотный, но выполнимый.
— Извините, но платеж не проходит, — фармацевт хмурится, глядя на терминал. — Попробуем еще раз?
— Да, конечно, — киваю, чувствуя легкое беспокойство. Может, проблемы со связью?
Она проводит картой снова, и снова терминал издает негативный писк.
— Карта отклонена, — говорит она. — Попробуйте другую или наличные.
Меня бросает в жар. Другой карты у меня нет, а наличных с собой только тысяча рублей — на такси до клиники ортодонта, если мы опоздаем на автобус.
— Извините, я... — начинаю я,
